А зори здесь тихие...

Действующие лица:

Старшина Васков Федот Евграфыч.

Зенитчицы: Рита Осянина, Женя Комелькова, Лиза Бричкина, Галя Четвертак, Соня Гурвич.

Сцена оформлена декорацией осеннего леса. На сцене, делая записи в планшете, сидит старшина Васков. Тихо звучит тревожная музыка.

Голос за сценой. Шел май сорок второго года… Война по-своему распоряжается человеческими жизнями, и судьбы людей переплетаются причудливо и непонятно. Старшина Васков после ранения был назначен комендантом 171-го разъезда. Трижды в день он обходил объект и делал в тетради одну и ту же запись: объект осмотрен, нарушений нет. Спокойно служилось старшине Васкову до тех пор, пока для охраны объекта на разъезд не прибыли зенитчицы – стайка шумных и задиристых девах, которые ночами азартно лупили из всех восьми стволов по пролетающим немецким самолетам, а днем разводили бесконечные постирушки… И не знал старшина Васков, что директива имперской службы СД за номером С219/702 с грифом “Только для командования” уже подписана и принята к исполнению…. А зори здесь были тихими-тихими…

Сцена первая

Звуки шума леса.

Рита (вбегает). Товарищ старшина! Товарищ старшина!

Васков. Чего тебе?

Рита. Немцы в лесу!

Васков. Так… Откуда известно?

Рита. Сама видела. Двое, с автоматами.

Васков. Объявляйте тревогу! Стройте людей!

Рита. Отряд! Стройсь!

Вбегают зенитчицы, на ходу поправляя форму, строятся в ряд.

Васков. Вольно! Командуйте, Осянина, кто пойдет.

Рита. Женя, Галя, Лиза….

Васков. Погодите, Осянина! Немцев идем ловить, а не рыбу! Так хоть чтоб стрелять умели…

Рита. Умеют.

Васков. Да, вот еще. Может немецкий кто знает?

Соня. Я знаю.

Васков. Кто я? Докладывать надо!

Соня. Боец Гурвич!

Васков. Как по-ихнему “руки вверх”?

Соня. Хенде хох!

Васков. Точно! Ну, давай, Гурвич. (Обращаясь ко всем) Идем на двое суток, взять сухой паек, патронов, подзаправиться, обуться по-человечески, в порядок себя привести. На всё – десять минут. Разойдись!

На авансцене старшина и Рита, он достает планшет с картой, рассматривают вместе.

Васков. Значит, на этой дороге встретила?

Рита. Вот тут. Прошли мимо меня по направлению к шоссе.

Васков. Черта им у шоссе делать? Там их живо прищучат. Тючки, говоришь, у них?

Рита. Да, вероятно тяжелые. Очень аккуратно упакованы.

Васков. Мыслю я, тол они несли. А, если так, то маршрут у них на Кировскую железную дорогу.

Рита. До нее не близко.

Васков. Зато лесами. А леса здесь погибельные. Армия спрятаться может, не то, что два человека. Строй отряд.

Рита. Отряд, стройсь!

Васков (осматривая девчат). Противника не бойтесь, он по нашим тылам идет, значит, сам боится. Ходите только по двое. Если дорога попадется, как надо действовать?

Женя. Знаем. Одна справа, другая слева.

Васков. Скрытно! Идем на Вопь-озеро. Через болото. Ногу ставить след в след. Слегой топь…

Женя (перебивая). Можно вопрос?

Васков. Что вам, боец Комелькова?

Женя. А что такое “слегой”? Слегка, что ли?

Васков. Жердина такая длинная, топь щупать.

Женя. Теперь прояснилось, Даль.

Васков. Какая еще даль?

Женя. Словарь такой, товарищ старшина, вроде разговорника.

Рита. Женя, перестань.

Васков. Кто по-звериному или там, по-птичьему кричать умеет? В лесу сигналы голосом не подашь.

Соня. Я умею, по-ослиному, иа-иа.

Васков. Ослы здесь не водятся. Будем крякать учиться.

Учатся крякать, перебивая друг друга.

Васков. Смирно! Направо! Шагом марш!

Уходят. Снова раздается шум леса.

Сцена вторая

Отряд выходит на поляну, рассаживается.

Васков. Ну, что, товарищи бойцы? Умаялись?

Лиза. Умаялись.

Галя. А мне как же без сапога?

Женя. Растрепа ты, Галка! Надо было пальцы вверх загибать, когда ногу из трясины вытаскиваешь.

Галя. Я загибала, а он всё равно слез.

Васков. Я тебе чуню соображу. Отдыхайте.

Все отдыхают. Старшина задремал, Осянина, пригнувшись, подходит к старшине.

Васков. Немцы?

Рита. Где?

Васков. Фу, леший, показалось.

Рита. Подремлите Федот Евграфыч, я вам шинель принесу.

Васков. Что ты, Осянина. Это так. Сморило меня, покурить надо.

Старшина, скручивая самокрутку, подходит к Женьке. Женя расчесывает волосы.

Васков. Крашеные, поди?

Женя. Свои. Растрепанная я.

Васков. Это ничего.

Женя. Вы не думайте, там у меня Бричкина наблюдает. Она глазастая.

Васков. Ладно, ладно, оправляйся.

Васков идет к Гурвич. Она читает стихи.

Соня

И вечный бой, покой нам только снится.
Сквозь кровь и пыль
Летит, летит степная кобылица
И мнет ковыль…

Васков. Кому читаешь-то?

Соня. Никому, себе…

Васков. А чего же в голос?

Соня. Так ведь стихи.

Васков. А… (взял книжку) Глаза портишь.

Соня. Светло, товарищ старшина.

Васков. Да я вообще… И вот что, ты на камнях-то не сиди. Они остынут скоро, начнут из тебя тепло тянуть, а ты не заметишь. Ты шинельку подстилай.

Соня. Хорошо, товарищ старшина. Спасибо.

Васков. А в голос всё-таки не читай. Ввечеру воздух сырой тут, плотный, а зори здесь тихие, и потому слышно аж за пять верст. И поглядывай, поглядывай, боец Гурвич.

Старшина идет к Лизе Бричкиной.

Васков. Откуда будешь, Бричкина?

Лиза. С Брянщины, товарищ старшина.

Васков. В колхозе работала?

Лиза. Работала. А больше отцу помогала, он лесник.

Васков. То-то крякаешь хорошо. Ничего не заметила?

Лиза. Пока ничего.

Васков. Человек ты лесной, все понимаешь. (Напевает)

Лиза, Лиза, Лизавета,
Что ж не шлешь ты мне привета,
Что ж ты дроле не поешь,
Аль твой голос не пригож?

Лиза. А у нас…

Васков. После споем с тобой, Лизавета. Вот выполним приказ и споем.

Лиза. Честное слово?

Васков. Ну, сказал ведь.

Лиза (вслед). Ну, глядите, товарищ старшина, обещались.

Васков идет к Гале Четвертак. Девушка озябла и пытается согреться.

Васков. Ты чего скукожилась, товарищ боец?

Галя. Холодно.

Васков (кладет руку на голову бойцу). Да не рвись ты, господи! Лоб давай. Ну? Жар у тебя, товарищ боец, чуешь? (Вытаскивает флягу, плеснул в кружку) Так примешь или разбавить?

Галя. А что это?

Васков. Микстура. Ну, спирт.

Галя. Ой, что вы, что вы!

Васков. Приказываю принять. Пей! И воды сразу.

Галя (пьет). Голова у меня побежала.

Васков. Завтра догонишь (Накрывает ее шинелью). Отдыхай, товарищ боец.

Васков возвращается к Рите.

Рита. Может, зря сидим?

Васков. Может, и зря. Однако не думаю. Если ты фрицев с пеньками не спутала, конечно.

Рита. А может, они спят сейчас?

Васков. Спят?

Рита. Ну да, люди же они.

Васков. Да, насчет того, что они люди, я даже не подумал. Правильно подсказала. Отдыхать должны. И ты иди, отдохни.

Рита делает попытку уйти, он ее за рукав удерживает.

Рита. Что?

Васков. Тише. Слышишь?

Рита. Птицы кричат.

Васков. Сороки. Значит, идет кто-то. Не иначе гости. Крой, Осянина, поднимай бойцов. Мигом! Но скрытно. Чтоб ни-ни.

Она уходит, к старшине пробирается Соня Гурвич.

Васков. Не высовывайся. Будь рядом, для связи. (Смотрит вдаль) Ну идите же, идите…

Подходят девушки, начинают считать выходящих из леса немецких солдат.

Галя. Три, пять, восемь…

Женя. Десять, двенадцать, четырнадцать…

Лиза. Пятнадцать, шестнадцать…

Рита. Шестнадцать, товарищ старшина.

Васков. Бричкина, дорогу назад хорошо запомнила?

Лиза. Ага, товарищ старшина.

Васков. Доложишь Кирьяновой обстановку. Мы тут фрицев покружим маленько, но долго не продержимся, сама понимаешь.

Лиза. Значит, мне сейчас идти?

Васков. Слегу перед болотом не позабудь.

Лиза. Ага, побежала я.

Васков. Дуй, Лизавета Батьковна. (Лиза уходит, Васков, обращаясь к остальным) Стало быть, шестнадцать их. Шестнадцать автоматов – это сила. В лоб такую не остановишь... И не остановить нельзя. Бричкину я в расположение послал. На помощь можно только к ночи рассчитывать. А до ночи, если в бой ввяжемся, нам не продержаться.

Рита. Идут, товарищ старшина.

Васков. По местам, девоньки, только очень прошу вас – поберегитесь…

Свет гаснет.

Сцена третья

Звучит тревожная музыка. На пустую сцену выходит Лиза Бричкина.

Лиза. Первой погибла Лиза Бричкина. Болото… Последний кусок до сухой земли оставался. Огромный пузырь вспучился перед ней так неожиданно, что она рванула в сторону. Всего шаг в сторону, а ноги сразу потеряли опору. Тропа была где-то рядом – шаг, полшага от нее, но эти полшага уже было невозможно сделать. “Помогите! На помощь!..” Жуткий одинокий крик долго звенел над равнодушным ржавым болотом и взлетал к безоблачному майскому небу. Над деревьями медленно всплыло солнце, и Лиза в последний раз увидела его свет – теплый, нестерпимо яркий, как обещание завтрашнего дня. И до последнего мгновения верила, что это завтра будет и для нее…

Лиза делает шаг в сторону, снимает пилотку, опускает голову. Выходит Соня Гурвич.

Соня. Ждали немцы Соню Гурвич или она случайно на них напоролась? Бежала без опаски по дважды пройденному пути, торопясь притащить ему, старшине Васкову, забытый на пеньке кисет, махорку ту, трижды проклятую. Бежала, радовалась и понять не успела, откуда свалилась на хрупкие плечи потная тяжесть, почему пронзительной, яркой болью рванулось вдруг сердце. Нет, успела. И понять успела, и крикнуть, потому что не достал нож до ее сердца с первого удара… Две узких дырочки виднелись на Сониной гимнастерке: одна в грудь, другая пониже – в сердце.

Соня делает шаг в сторону, встает рядом с Лизой, снимает пилотку и опускает голову. Выходит Галя Четвертак.

Галя. Немцы шли молча, пригнувшись и выставив автоматы. Васков успел, толкнул Галю Четвертак в кусты и шепнул: “Замри!” Сам за валун завалился, поймал ее взгляд – и словно оборвалось в нем что-то. Боится она. По-плохому боится, изнутри. Перед глазами Гали всплыло мертвое лицо Сони. Она физически, до дурноты, чувствовала тяжелый запах крови, и это рождало у нее тупой, чугунный ужас. А-а-а! Она выскочила из кустов, метнулась через поляну, наперерез диверсантам, уже ничего не видя и не соображая. Коротко ударил автомат. Последний крик ее затерялся в булькающем хрипе, а ноги еще бежали, еще бились, вонзаясь в мох носками солдатских сапог.

Также встает рядом с Лизой и Соней. Выходит Женя Комелькова.

Женя. Женька… Она всегда верила в себя… Она верила в себя и сейчас, уводя немцев от раненой Риты Осяниной. Ни на мгновение не сомневалась, что всё окончится благополучно. И даже когда первая пуля ударила в бок, она просто удивилась. Ведь так глупо, так несуразно и неправдоподобно умирать в девятнадцать лет. ...А немцы ранили ее вслепую, и она могла бы затаиться, переждать. Но она стреляла, пока были патроны. Стреляла лежа, уже не пытаясь убегать, потому что вместе с кровью уходили и силы. И немцы добили ее в упор, а потом долго смотрели на ее и после смерти красивое лицо.

Встает в ряд с девушками. Выходит Рита Осянина.

Рита. Рита знала, что ее рана смертельна и что умирать она будет долго и трудно. Пока боли почти не было, только всё сильнее пекло в животе, и хотелось пить. Васков, уйдя в разведку, оставил ей наган, два патрона в нём, но всё-таки спокойнее с ним. Он скорее почувствовал, чем расслышал этот слабый выстрел. Рита выстрелила в висок, и крови почти не было. Синие порошинки густо окаймили пулевое отверстие, и Васков почему-то особенно долго смотрел на них.

Подходит к остальным. Последним на авансцену выходит старшина Васков.

Васков. Покачиваясь и оступаясь, Васков шел к избе, он знал, что там немцы. Сил уже не было. Он рванул дверь и крикнул: “Хенде хох! Лягайт!”. Нет, не крика они испугались, не гранаты, которой размахивал старшина. Просто подумать не могли, в мыслях представить даже, что один он, на много верст один. Не вмещалось это в их фашистские мозги, и потому на пол легли, мордами вниз, и повязали друг друга ремнями. “Что, взяли? Взяли, да? Пять девчат, пять девочек было всего, всего пятеро! А не прошли вы, никуда не прошли и сдохнете здесь, все сдохнете! Лично, каждого убью! А там пусть судят меня, пусть судят…” Тот последний путь он уже никогда не мог вспомнить. Колыхались впереди немецкие спины, сознание уходило от него, и чудились ему в белесом мареве его девчата, все пятеро, а он всё время шептал что-то и горестно качал головой.

Встает, склонив голову и сняв пилотку вместе с девчатами. Громко звучит музыка.

Фото А.Козина