Живые истории
Глазами учителей
Анатолий Берштейн
Руководитель, но не надсмотрщик
Личный взгляд на классное руководство
Есть условно две категории учителей: те, кому нравится быть классным руководителем, и те, кто всячески от этого открещивается. Это обычно тождественно двум другим группам педагогов: тем, кому в первую очередь интересны ученики, и кому – просто дети. Я принадлежал к тем, кому хотелось быть классным руководителем, кто хотел иметь персональный садик-огородик, возделывать его, собирать свой урожай и отвечать за результаты.
Моей проблемой чаще всего становились не дети, что достались, или даже их родители, а учителя-предметники, с которыми приходилось взаимодействовать. Особенно те, кто сам без классного руководства. Они чаще всего и путают классных руководителей с этакими многодетными родителями и спрашивают с них по полной программе за все. В том числе за дисциплину на собственных уроках, за пробелы в знаниях по своему предмету.
И поначалу мы, классные руководители, попадаем впросак: с одной стороны, действительно ответственны персонально за каждого своего подопечного везде, где бы он ни был, – в школе, дома, на улице; с другой – не можем же мы подменять собой остальных учителей и родителей. Но самое важное – не разменивать авторитет, наши доверительные и уважительные отношения с детьми на «худой мир» с отдельными некомпетентными коллегами.
Но по молодости что не бывает!
Тетрадь по поведению
Первое, что я придумал в своем первом шестом классе (тогда мне тщеславно представлялось это как ноу-хау, но впоследствии оказалось большой ошибкой и глупостью), – это была некая тетрадь по поведению, этакий классный дневник, в который каждый день любой учитель после каждого урока ставил свою оценку классу и, если считал нужным, записывал нарушителей дисциплины и их провинности («разговаривал», «вертелся», «грыз семечки», «грубил», «приставал к... », «дрался с... »). И каждый же день, когда староста после всех уроков приносил мне этот классный дневник, я, как строгий родитель, внимательно и ревностно его просматривал и принимал меры, вершил свой суд.
Сколько же было слез, конфликтов, несправедливостей из-за злополучной тетрадки! Не скоро, к сожалению, я понял, в какую ловушку себя загнал. (Наверное, все, чего натерпелся от охочих на жалобы учителей и чего натерпелись от меня дети, привело к тому, что в дальнейшем я демонстративно не вмешивался в дела других учителей, оставляя их один на один с моим классом.)
Но вначале я был жесток именно с детьми, грезил продемонстрировать свои амбициозно-педагогические возможности, мечтал о сознательной дисциплине. В своем самоутверждении (а ничего, кроме него, как выясняется, в подобных делах не бывает) я незаметно перешел все мыслимые педагогические рубежи и оказался на арене цирка с этой тетрадкой по поведению вместо хлыста и тридцатью пятью дрессированными учениками.
День рождения математички
Я отменил этот классный дневник после одного случая, когда понял, что дети способны на благородство и без палки, а просто по зову доброго сердца.
Нашей учительнице математики исполнилось пятьдесят лет. Она была строга и справедлива, но даже ей сложно было справиться с действительно тяжелым классом, где было 22 мальчика, притом три второгодника и несколько стоящих на учете в детской комнате милиции. Хотя мой класс уважал Валентину Ивановну, но она в это не верила.
В день юбилея, перед уроком математики, я собрал ребят и сказал, что у В.И. день рождения, что это круглая дата, что она хорошая учительница и было бы чистым свинством огорчить ее своим плохим поведением. И еще, что я верю в них, что в этот раз не будет никакой тетради по поведению, что, несмотря на то что у меня «окно», я не пойду на урок – пусть они сами и продемонстрируют себе и миру, кто они такие на самом деле.
Весь урок я проторчал в учительской, даже к двери кабинета математики не подходил. Сильно нервничал. Наконец-то звонок, через пару минут в учительскую входит В.И. – на ней лица нет. Я готов был провалиться сквозь землю, растерзать свой класс, подать заявление об уходе. «В.И., что-то случилось? – решился спросить я. – Они снова плохо себя вели?» Математичка посмотрела на меня глазами, наполненными слезами: «Ну, что вы… Наоборот. Такого подарка я еще не получала за всю свою учительскую карьеру. Когда я вошла в класс, они прокричали: «Поздравляем», но главное, что потом весь урок сидели тихо-тихо, и все работали – лес рук по любому вопросу». Я сам готов был заплакать. «А где, кстати, тетрадь по поведению? Я с удовольствием поставлю туда «отлично», – сказала В.И. «Да куда-то затерялась», – соврал я. Я сразу понял – теперь она ни к чему.
Двуличие моих детей
Меня нередко обвиняли в том, что со мной класс один, а без меня ребята другие. И называли моих детей двуличными. Я же замечал, что их «двуличие» – это прогресс: ибо так они были со всеми однолико-плохими, а так хоть при ком-то поворачивались к миру своей не худшей стороной, по крайней мере, обнаруживая ее существование.
К тому же чего мы хотим от детей, когда сплошь и рядом происходит вот такое…
Как-то вызвали меня с собственного урока на урок зоологии. (К слову, почему я должен прерывать свой собственный урок? Ведь есть завуч, директор, но часто, как «скорую помощь», вызывают именно классного руководителя, как будто его собственные уроки не важны – сплошные классные часы.) Я зашел в класс. Дети встали, воцарилась привычная в таких случаях смущенная тишина. Учительница, подбоченившись, злобно-мстительно оглядывала притихший класс. «Ну что, довыступались? – произнесла она, победно ухмыляясь. – Что ж вы как воды в рот набрали? Где ваша смелость? Куда ж это все сразу подевалось, а?» Я смотрю на класс – злятся. А один ироничный и умный мальчик из интеллигентной семьи глядит прямо на меня, потом укоризненно машет головой в сторону учительницы, чуть разводит руки в сторону и слегка пожимает плечами: мол, видали, слышали, ну, и как вам это нравится? Я помолчал несколько секунд, потом развернулся и вышел вон из класса.
В конце концов, кто на уроке хозяин, кто за него отвечает? Ну а если что-то не получается, подойди, расскажи; сядем, обсудим, что-нибудь вместе поймем, придумаем, как исправить. А детей унижать – последнее дело. И пользоваться все время авторитетом классного руководителя. С каждым таким вызовом, с прилюдным криком о помощи, использованием чужого «административного ресурса» теряются шансы на собственные уважительные отношения с детьми. И вообще это крайне порочная психология и методика – рассматривать классного руководителя как надсмотрщика, а себя – как особую касту дающих знания. Дети так устроены, что не всё готовы принять из рук нелюбимого и неуважаемого человека. Так что свой авторитет надо зарабатывать самому. А «американская» помощь классного руководителя предметнику, неспособному самому справиться с дисциплиной на своем уроке, может привести только к тому, что надо будет просто менять учителя. Не сменишь же класс.
Государство в государстве
Как-то в нашу школу пришла новая учительница математики. Серьезная, строгая, высокомерная. Я к ней подошел и говорю: «Здравствуйте, я такой-то такой-то. Если хотите, я вам расскажу про свой класс». «Разберемся, – отвечает строгая учительница. – Вы мне лучше обеспечьте, чтобы у каждого было по две тетрадки в клетку…» Я не дослушал: «Извините, пожалуйста, это к старосте класса». – «Я вам говорю…» – «А я вам: у меня деньги собирает староста Дима Синев – вот к нему обратитесь, и он все сделает».
Этой учительнице математики было невдомек, что классный руководитель не завхоз, не администратор, технически обеспечивающий процесс.
А через пару уроков она уже подошла ко мне в учительской и вежливо так спросила: « Вы хотели мне что-то рассказать про ваш класс…» Но время было уже упущено.
Я долго считал свой класс государством в государстве, а себя – его защитником и хозяином. Конечно, такая позиция дискуссионна. Но мне казалось, что никто, включая администрацию, не имеет морального права устанавливать в моем классе свои порядки, не ознакомившись с его «уставом», не поставив меня в известность, не посоветовавшись со мной. Это мой класс, моя ответственность, и учитель-предметник вправе получать от меня посильную поддержку, не переходя границы собственной автономии. Или все-таки классный руководитель лишь дядька-куратор, который отвечает перед администрацией за дисциплину класса и его участие в нужных мероприятиях?
Итак, хозяин-садовник или нанятый сторож? Как думаете?