Идеи
Самоопределение
Ната Крылова ,
кандидат философских наук, г. Москва
кандидат философских наук, г. Москва
Как слово наше отзовется…
Брань как протестная форма поведения
Вряд ли кто-то из взрослых скажет, что никогда не сталкивался с детской грубостью. Даже самые воспитанные ребята иногда (как правило, в неформальной обстановке) могут выражаться не очень корректно. Что же делать? Останавливать и поучать? Или улыбнуться и пошутить в ответ? Выбор всегда остается за взрослым, но чтобы остановить грубость, есть лишь один способ…
На каком перекрестке мы стоим
Я на переходе жду зеленого сигнала. Рядом шумная группа подростков, мальчиков и девочек 10–12 лет. Они налезают друг на друга, порываясь перебежать дорогу, но машин много, и тормозить они не собираются. Вдруг один из них, наверняка младший в группе, худой, но очень бойкий, выругался. Все подростки рассмеялись. Я обернулась и удивленно посмотрела на него. Он понял мой взгляд: «Ну, чего вы на меня уставились?». Тут включился зеленый свет, и перекресток вмиг опустел.
Привычная ситуация громадного города, где собралось все вперемежку: хорошее и плохое, отвратительное и прекрасное. И все быстротечно, и все как в калейдоскопе. В реку мегаполисной жизни не войдешь дважды: все быстро меняется.
Почему же запомнилась именно эта картинка? Сколько на дню мы слышим грязных слов… на все невозможно реагировать… Делать замечания – бесполезно… ругаться никто не перестанет. Но я часто, когда слышу, как молодежь не стесняет себя в выражениях, прошу не ругаться (с обязательным «пожалуйста»). Со мной соглашаются: «Ладно, мать, извини», свысока отвечает верзила 16–17 лет. Вот и тот подросток на перекрестке не обругал же меня в ответ. Однако как все перепутано в его голове: ругаться можно, но старшим при этом надо говорить «Вы». Теперь ругаются и девочки, хотя чаще всего они стесняются этой формы подросткового самоутверждения и протестного поведения.
Именно мы, взрослые, виноваты в том, что не слышим (не хотим слышать) грубую речь, а если решим, что надо обратить внимание, то начинаем читать нотации: «Как ты можешь…» и т.д.
Но вот этого категорически не надо делать. Потому что подростки провоцируют нас на нотации. Им вообще надоели эти бесконечные выговоры в школе и дома, они радикально против них выступают. Их ругань – это попытка хоть как-то заявить о своей независимости и взрослости. Ругань можно назвать демонстрацией независимости и скрытой протестной формой асоциального поведения: подросток как бы подчиняется правилам взаимодействия с педагогом, но при этом выражает резко отрицательную реакцию.
В таком рассогласовании проявляется противоположная направленность поведенческих реакций взрослого и подростка, и это – одна из слабых точек нашего образования. В нем традиции и управление требуют от учителя следовать стандартам и абстрактным технологичным установкам обучения, а от подростка – выполнения заданий учителя и соответствующего усвоения учебной информации. И нет возможности выбора, особенно для подростка, основная поведенческая функция которого – выбирать, выбрать и утвердиться в своем выборе.
Критерий качества в образовании
Когда сегодня начинается разговор о качестве образования (что случается довольно часто на всяких совещаниях и конференциях), у меня сразу возникает чувство внутренней тревоги: не «заболтаем» ли мы в очередной раз очень сложный и важный вопрос. Его актуальность – результат осмысления международных исследований разных типов грамотности. Теперь, когда большинство убедилось, что качество нашего образования – миф, мы пытаемся найти ключи к реальному реформированию содержания того, что вкладываем в головы подростков.
Получается парадоксальная ситуация: почти двадцать лет идут реформы, но состоянием образования не удовлетворено еще большее количество людей, чем раньше. Однако среди неудовлетворенных есть группа тех, кто в целом удовлетворен современным образованием. Эта группа – учителя. Они считают, что в образовании плохо только то, что дети стали хуже учиться. Видимо, не связывают качество образования с качеством собственной профессиональной деятельности…
Причину низкой культуры поведения подростков ищут в низком уровне семьи, в недостаточности семейного воспитания, в распущенности подростков, в негативной и агрессивной среде… Все так, но не буду множить варианты диагноза. Уверена, что не здесь (не здесь в первую очередь) надо искать путь спасения.
Хочу обозначить, чего же не хватает в содержании и формах самого образования для того, чтобы противостоять невидимому, неявному – речевому – протестному поведению. Нет возможности организовать и обеспечить разнообразную культурную деятельность подростков.
У нас распространена идея, что в школе ведущая деятельность – учебная. Но это не так. Скорее учебная деятельность – средство самоидентификации, самоутверждения и самореализации. И если этого нет в школе – наружу вылезает протестная форма поведения: начинается протест в стенах школы и уж более раскованно (порой разнузданно) – за ее стенами. Подросткам надо утверждать себя любыми способами. Самый простой способ – брань. Это в том случае, если ни в начальной школе, ни в семье он не освоил культурные формы самоутверждения.
Поэтому для меня качество образования – открытые и разнообразные возможности самоутверждения подростка в принятых им от общества культурных формах, а не прохождение школьной программы.
Когда сын учился в седьмом классе, ребята (мальчики и девочки) пошли на ноябрьские праздники в поход с молодым учителем физкультуры. Классный руководитель попросила родителей пойти с ними вместе. Никто не смог, а я пошла. Было, конечно, весело и с приключениями. Но рассказать хочу только о том, как мы боролись с разными обзывательствами. Прилюдно дети не ругались, но сплошь и рядом обращались друг к другу: козел, осел, дура, сволочь. На круге я предложила договор: добавку будут получать те ребята, которые смогут обращать к другим в ласкательно-уменьшительной форме: козлик, ослик, дурашка, бяка. И получилось так, что все стали произносить именно эти слова.
Проблема грубости во многом была снята. Грубость победили смехом и без единой нотации.
Лекарство от брани
Повторю: ругать за брань, читать нотации, высмеивать, наказывать, вызывать родителей, «ставить им на вид» бесполезно и бессмысленно. Надо избрать параллельный (и более трудный) путь создания другой – мягкой и дружественной – среды общения и взаимодействия, где слова «культура речи», «культура общения» не звучали бы как формальные призывы на классном часе, а рождались в сознании самих ребят как результат их осмысления собственной жизненной практики.
Это сделать, к сожалению, непросто. У нас школа работает в режиме постоянного информирования ребенка. При этом ставится цель информировать лучше, качественнее, разнообразнее, проблемнее. Но этот путь бесконечно раздуваемой и расширяемой информации – путь в никуда.
«Откройте, детки, рот. Мы вам положим полупереваренную кашку из знаний, а вы ее быстро съешьте и ответьте – вкусно, дайте еще…» – так можно метафорически изобразить учебно-воспитательный процесс в нашей школе, где учебный процесс на самом деле не воспитывает, а воспитательный процесс мало чему учит.
Учить-то надо в собственном действии, через собственное действие и ради собственных целей, на собственных благодатных ошибках и опыте.
Чтобы сформировать культуру речи, надо не переписывать упражнения с выдержками из великих писателей, а дать детям беспрерывно писать собственные тексты, стихи, эссе, описания, рассказы, пьесы, сценарии и в содержании их собственных текстов находить точки открытия и грамотности, и смыслов. Это значит, что нужна новая дидактика, ориентированная не на абстрактную грамотность, а на собственную культуру индивидуальной речи.
Если бы я была директором, я отложила бы все учебники в сторону и разрешила бы бессрочные писательские мастер-классы: пусть дети (хотя бы через день) пишут по две-три-четыре страницы любых текстов по любым образовательным областям (кто сколько может и что хочет). Тогда и учебники будет восприниматься осмысленнее.
Тогда и в любой пограничной ситуации подросток найдет для выражения своих чувств богатое разнообразие осмысленных слов, а не комбинацию из трех звуков.
Фото А.Козина