Любимые учителя

Руководящий принцип для всех классных занятий – умение учителя распознать индивидуальные различия и нужды учеников, опираться на личные устремления каждого ученика и независимо от отметок вести его вперед, исходя из этого.
Бел Кауфман
Вверх по лестнице, ведущей вниз

Когда я бываю на Серпуховке по каким-то делам, всегда стараюсь пройти мимо школы, в которой учились мои сыновья. Эх, записали бы в нашу школу и внука, был бы повод снова зайти… Только теперь, наверное, у входа охранник.

А раньше всех встречала тетя Катя – не уборщица, не гардеробщица, не знаю, что она делала, но знала обо всех всё. «Шурик снова вчера потерял шарф, Миша искал допоздна, не мог домой уйти», – ворчала она.

Когда младший сын пошел в первый класс, старший учился в выпускном. Они вместе приходили в школу и вместе уходили. В шесть часов вечера обычно учителя собирались домой, делать детям в школе было уже нечего. Тогда начинались поиски шарфа или шапки, а то и портфеля младшего сына. Так что мои дети возвращались домой часов в семь.

И что же они так долго делали в школе? Может быть, это была школа продленного дня или работали какие-нибудь кружки?

Ну, не совсем так, но что-то вроде этого. У многих преподавателей дети засиживались в кабинете или лаборантской, чтобы просто поболтать, кажется, это не то же самое, что значит потусоваться, а скорее провести время вне дома, где мама или бабушка обязательно спросит про отметки и посадит делать уроки.

Меня часто спрашивают, как мы справлялись с трудностями переходного возраста наших сыновей. Я честно отвечаю, что все эти проблемы как-то решались в школе. Дети проводили там столько времени, что на эти подростковые срывы дома уже времени не оставалось.

У всякой любимой учительницы был чайник или самовар. Сначала оставшиеся в классе после уроков двоечники что-то учили или переписывали какие-то контрольные, а просто не желавшие идти домой дети пили чай с сушками, которые обычно сама учительница и покупала, бесконечно болтали, обсуждали все на свете. Потом подтягивались сдавшие или не сдавшие «хвосты» отстающие, и чаепитие продолжалось до вечера.

Старший сын так и стал математиком, хоть школа у нас была английская. Его классным руководителем прямо с 5-го класса и до выпускного была математичка. Потрясающая женщина! Она мне здорово помогла с самого начала, потому что именно в тот момент, когда она взяла этот класс, от меня ушел муж, и мой ребенок по-настоящему упал духом. Я не хочу называть это состояние словом «депрессия», потому что не обращалась к психиатру. Я обратилась к классному руководителю. И не ошиблась. Меня беспокоило тогда, что я не могла заставить сына ходить в школу. У меня на руках был младший, который постоянно болел, и я много сидела с ним дома «на больничном». А старший просто отказывался утром вставать и идти в школу. Он лежал в постели, повернувшись лицом к стене. Вставал, умывался, одевался, иногда даже ел, потом снова ложился. Дремал, думал о чем-то, наверное, ждал телефонного звонка.

Классная успокоила меня: во-первых, не у вас одной такая неприятность – у большей части детей неполная семья или неродной отец, так что Миша вряд ли будет страдать от сознания своей ущербности. А в школу пусть не ходит, пока сам не захочет. Мальчик способный, он легко догонит других ребят, когда снова начнет заниматься. Не нужно его сейчас ни к чему принуждать.

Это был прекрасный совет! Прошла неделя перед зимними каникулами, каникулы тоже прошли. После каникул мой сын оделся и пошел в школу. Не знаю, что сказала ему классная, но он стал оставаться в классе после уроков до тех пор, пока не уходила домой учительница математики. Она пила чай и беседовала со своей подругой-англичанкой, какие-то дети переписывали какие-то контрольные, иногда беседа была общей. Я так хорошо себе это представляю, потому что, бывало, заходила вечером в школу и обычно заставала там именно такую картину. Но нужно же было Мишу чем-нибудь занять, если ему не хочется домой идти, он решал бесконечные примеры и задачи. Сначала, наверное, с трудом, потом легко и с удовольствием.

Это возымело неожиданный результат. Мишке всегда трудно давались отношения с одноклассниками. Отношения быстро наладились, когда оказалось, что он всегда делает уроки и охотно дает списывать математику. Он вдруг стал всему классу нужен!

У младшего сына была совершенно другая классная руководительница. Она преподавала биологию. Класс был сильный, все хорошо учились, двойки по математике были, кажется, только у моего сына. Дневник он мне регулярно показывал, но в нем редко появлялись отметки. Иногда классная выставляла все отметки за неделю или за две недели, и я обнаруживала, что у парня подряд несколько двоек по математике. Я его спрашиваю: «Что ж ты мне не говоришь, что у тебя проблемы?» Отвечает: «Ты же будешь волноваться, расстроишься. А я потихоньку исправлю». Спрашиваю классную: «Что же вы мне не позвонили, не сказали, что с математикой такие проблемы?» Отвечает: «А зачем? Вы же будете его ругать!» – И солнечно улыбается.

У нее была маленькая лаборантская, конечно, с чайником и чашками для любимых учеников. Туда часто заходили на чай и поболтать преподавательницы истории. А история была любимым предметом младшего. Все были молодые, веселые и очень продвинутые. Преподавали интересно, сами писали учебники и пособия. Тоже просиживали за разговорами до 6 вечера. К 7 часам ребенок появлялся дома, и никаких подростковых перепадов настроения. Пар выпускался около чайника в лаборантской. Наверное, в этих беседах с участием учителей прояснялись сегодняшние и будущие жизненные интересы. А главное, много шутили и смеялись – это я точно знаю. Отношения с учителями были немного неформальными, но уважительными с обеих сторон.

Вот что еще было замечательным и удивительным для меня в нашей школе: отношение к детям не зависело от их успеваемости. Двойки или пятерки получает маленький человек – не важно. Любят его не за хорошие отметки, а за улыбку, смешные бантики, рыжую шевелюру, привычку отпускать шуточки… Прямо какая-то родительская любовь. Увы! Даже не все родители так умеют любить.

Друг нашей семьи, прекрасный преподаватель русского языка, не смог работать в нашей школе, потому что детям там разрешали опаздывать на уроки. Школа расположена в центре Москвы, почти все дети едут на метро или троллейбусе, переходят дороги. Пусть не спешат, рискуя попасть под машину, пусть не волнуются, ну, опоздают, ничего страшного! Наверное, так рассуждали наши учителя и наш директор. А наш товарищ сердился: «Школа – это школа! На урок нужно приходить вовремя!» И уволился…

А однажды старшеклассники устроили демонстрацию против школьной формы. Верховодил мой сын, ученик выпускного класса. Он был в восторге: его, конечно, поддержали девочки-старшеклассницы, которым не терпелось расстаться с форменным платьем. У нас дома расстелили на полу старые обои, на которых писали лозунги и плакаты. Младший сын страдал: малышей решили не привлекать. И вообще, пусть еще в форме походят!

Утром развернули плакат и лозунги и пошли по школе. К ребятам вышла Мишкина «классная» как председатель школьного Совета, приняла петицию. И школьная форма для старшеклассников стала необязательной!

Все это для меня было чудесным и удивительным. Я тоже когда-то училась в школе. Конечно, это было давно, но я прекрасно помню, что школа моя была самым скучным местом на земле. И, думаю, не столько учителя наши были в этом виноваты, сколько убогие школьные программы того времени. Среди наших преподавателей были на самом деле даже выдающиеся и талантливые, но «страшно далеки были они от учеников». Неформальные отношения с учениками были только у учителей физкультуры. Но им многое позволялось, потому что в школе была лучшая девичья волейбольная команда в Москве. Другими успехами школа не могла похвалиться. Один из физкультурников был объективно выдающейся личностью – лучший педагог и методист всех времен и народов Григорий Борисович! Он даже меня, самую маленькую и слабую девочку в классе, научил забираться по канату под потолок! (Я это делала методически правильно, поэтому и получалось!)

Вот когда Григорий Борисович приходил в кабинет физики к нашему классному руководителю – физику Владимиру Павловичу – играть в шахматы, наступало время, когда я почти любила школу. Они играли в шахматы и обменивались шутками, а я, допустим, в это время мыла пол или рисовала классную стенгазету. И мне можно было как бы участвовать в их общении. Я чувствовала себя хоть маленьким, но человеком, и это было прекрасно!

Слышали мы, что во 2-й математической школе, которая была совсем близко от нашей – через Ленинский проспект, – детей тоже считали людьми, но нам никогда не разрешали даже совместных вечеров отдыха устраивать, чтобы мы не набрались от них подобного вольнодумства!

Муж у меня преподаватель географии. Он как раз из строгих учителей. Из тех, кто при всей доброжелательности даже в туристском походе сохраняет дистанцию. Его бывшие ученики каждый год осенью приходят к нам домой. Нужно выделить один вечер для просто бывших учеников и отдельно – для тех, у которых он был классным руководителем. Теперь уже жен приводят, мужей, детей. Я сижу в соседней комнате, чтобы не мешать, и слушаю, как он этим взрослым людям дает очередной урок. Не проходит ни одной встречи, чтобы он не закатил бывшим детям лекцию на тему «как жить»…

Да к чему это я все? Однажды сидим мы с мужем в кафе напротив «нашей» школы. Пообедали, кофе пьем, подходит Мишкина «классная»: «Приятно хороших родителей видеть! Как мальчики ваши-наши поживают?» Нам тоже было очень-очень приятно!

На выпускном вечере младшего сына мой старший сын сидел с учителями в президиуме. Слез умиления было пролито столько, что девочки выпускных классов раздавали учителям и мамам носовые платки.

Но что мы будем помнить через много-много лет? Дорогой методист по физкультуре Григорий Борисович! Когда я преподавала врачам ультразвуковую диагностику болезней сердца на факультете последипломного образования, я вспоминала вас! Если делать даже что-то очень трудное, почти невозможное, методически правильно, все получится!