Побеги

Бежать было тяжело. Мешали высокие каблуки, длинная узкая юбка и пересеченная местность, окружавшая окраинную школу-новостройку. Вскоре к этим физическим неудобствам добавилось и стало уверенно крепнуть чувство некоторой ирреальности происходящего. Вот я, молодая, умная (а как же!), авторитетная (без сомнения!) учительница, еще пять минут назад готовившаяся провести замечательный, тщательно продуманный урок геометрии в 7-м классе, бегу вместо этого по непросохшим еще весенним кочкам за тем самым классом, случайно увидев его быстро утекающий хвост в конце школьного коридора. Потом этот хвост поманил меня к выходу, бесшумно проскользнув мимо раздевалки, потом он исчез за углом школы и на какое-то время скрылся за фантастической горой собранного пару недель назад металлолома, потом…

Стоп. Куда я бегу? А главное – зачем? Сработал здоровый охотничий инстинкт: бегут – догнать! Интересную, должно быть, картину представляет собой наша гонка преследования со стороны. Слава богу, что вряд ли она просматривается сейчас из школьных окон: только что начался урок, и все его участники предельно заняты. Учителя сосредоточенно пробегают взглядом вверх-вниз списки в журналах, а сердца учеников проваливаются в небытие и выпрыгивают на свободу в соответствии с передвижениями этого взгляда. И никому пока нет дела до захватывающих событий за окном. Но вот жители недавно заселенной девятиэтажки наверняка уже частично вовлечены в описываемые события. С верхних этажей, должно быть, поле брани выглядит особенно масштабно. Вот уже и на балконах появились болельщики. За кого они болеют – сомневаться не приходится…

Эти торопливые размышления и наблюдения окончательно загоняют в угол мой охотничий инстинкт, и я, слегка отдышавшись, поворачиваю обратно. Стараюсь идти твердым, строевым шагом: пусть дозорные вражеской армии убедятся, что это не позорное отступление, а… ну, скажем, временный тактический отход. Этого шага хватает ровно до дверей директорского кабинета, к счастью, находившегося в двух шагах от парадного входа. «К счастью», не только потому, что дошагать до своего кабинета на третьем этаже я вряд ли смогла бы, но и потому, что наш директор (о, редчайшее счастье для учителя!) был как раз тем человеком, на чье надежное плечо молодому педагогическому гению время от времени хотелось опереться. Сейчас как раз было то время. «От меня сбежал седьмой «Б», – объявила я, очутившись по ту сторону заветной двери. И разрыдалась…

Потом было успокоительное чаепитие и отвлеченный разговор – о погоде, о конце учебного года… И, как бы невзначай, вопрос: «Вы уверены, что они сбежали именно от вас? О, самонадеянность молодости! А вот я уверен, что у них была масса других причин. Или, наоборот, не было никаких причин вовсе». – «Как это?!» – «А так. Вернее, причины-то есть всегда, но вряд ли они ими осознаны. Просто сошлось все в одну точку: первый по-настоящему теплый денек, когда можно выскочить на улицу, не толкаясь предварительно полчаса в раздевалке; пятый урок (а до этого было мужественно вынесено целых четыре!), да еще ваша драгоценная геометрия, на которой ворон не половишь… Кстати, надеюсь, вы не выбрасывали ворону в окно? Нет? Ну, вот поэтому я и уверен, что они сбежали не от вас… А вы, случайно, никогда не сбегали с уроков? Ну, в одиночку-то вряд ли – вы же по жизни отличница, а вместе со своим классом?» И я вспомнила…

Был восхитительный денек конца апреля. И был долгожданный сдвоенный урок физкультуры в нашем выпускном десятом «А» (в те доисторические времена выпускными были именно десятые). Долгожданным этот урок был не только потому, что завершал учебный день, и не только потому, что проходил он во дворе, на спортплощадке, рядом с зацветавшей уже огромной черемухой, и не только потому, что проводил его горячо любимый всеми учитель Иван Филиппович (между нами – просто Филиппыч). Главной причиной нашего вдохновения была твердая надежда отпроситься у Филиппыча со второго часа, чтобы успеть на дневной сеанс в ближайший кинотеатр: последний день шел фильм, который сейчас назвали бы «лидером проката» и попасть на который вечером всей оравой не было ни малейшей возможности. Однако вместо прыжков в длину и метания гранат нас ожидало гораздо более ответственное задание.

Сразу после звонка во двор вышла администрация школы в лице директора и завучей и, обосновавшись точно по центру, объявила: «Вы – класс-форпост, вам доверено открывать первомайский парад городских школ и возглавить колонну нашей школы №1. На главной трибуне будут ответственные высокие гости… – (была сделана значительная пауза), – поэтому вы должны не ударить в грязь лицом и повести за собой остальных». Остальные – с десяток других старших классов – незамедлительно были выведены во двор и выстроены колонной вслед за нами. Образовалась длиннющая змея, растянувшаяся почти по всему периметру двора. Расстроенный Филиппыч (у него были другие виды на этот урок, связанные с предстоящими соревнованиями) примкнул к группе «Центр» и, вооружившись мегафоном, открыл «генеральную репетицию».

Однако то ли слишком длинной была змея (движения ее головы плохо соотносились с мотанием более мелкого и худосочного хвоста), то ли сбивал всех с должного ритма одуряющий запах черемухи, но «вести за собой» с точки зрения администрации нам не очень удавалось. Поэтому «движение» продолжилось и после звонка на последний урок. В который раз мимо нас проплывали по очереди школьные мастерские, залитые солнцем белоснежные стены школы, черемуховые заросли, баскетбольная площадка, распахнутые ворота… Последний объект со временем (а время неумолимо приближалось к «часу икс») привлекал все более пристальное внимание головного отряда. «Раз, два, три, четыре… Держим спины! Отмашка!» – раздавались монотонные команды Филиппыча, перебиваемые иногда громкими комментариями администрации: «Ну просто спят на ходу! Где ваш комсомольский задор? Где чувство гордости за родную школу?!» Но наши чувства все устойчивее сосредотачивались на призывно открытых воротах…

И вот уже в голове змеи зародилась и обрела реальные очертания идея. И вот уже мы, девчонки, исподволь стали подталкивать в спины марширующих впереди рослых наших парней. И вот уже первая шеренга, не сбиваясь с ритма, плечом к плечу двинулась прямо в ворота… «Три, четыре!» – продолжал свою миссию бедный Филиппыч, стоявший, на свое несчастье, вместе с администрацией спиной к воротам. А в это время приободрившаяся и подтянувшаяся змея организованно и слаженно вытекала на улицу, где мгновенно распадалась на группы, стремительно уходившие ведомыми только им тропами… И только тогда, когда справа от центра в нужный момент не появилась голова, а слева с подозрительной быстротой стал исчезать суетливый хвост, удивленная руководящая группа развернулась вслед за ним и стала свидетелем уже совершенно панического бегства и неприличной давки в воротах, очень быстро, впрочем, рассосавшейся.

В зал кинотеатра мы ворвались, когда закончился киножурнал «Новости дня». Мы еще ничего не знали о фильме, на который прорвались ценой будущих разборок и выговоров (и это накануне выпуска!), ценой разгромного комсомольского собрания (сорвали подготовку политического мероприятия – это вам не просто побег с урока физкультуры!), ценой бесславного падения нашего «класса-форпоста» (уж от вас-то мы такого никак не ожидали!)… А на экране под тихую задушевную музыку появилось школьное здание, так похожее на наше, и высветились слова: «Доживем до понедельника».

«Знаете, – сказала я просмеявшемуся до слез директору, – вот тогда, в битком набитом зале, во мне и поселилось неясное желание примерить на себя эту потрясающую роль – роль Учителя». – «Ну, ради этого стоило претерпеть и опалу, и выговоры, – серьезно ответил мой собеседник. – Демонстрацию-то сорвали?» – «Нет, что вы! Прошли, как на плацу!» – «Ну и слава богу. Идите спокойно в класс. Я думаю, все будет нормально».

А в классе, к величайшему моему изумлению, сидели мои семиклашки и, склонив усердно головы, решали задачки по коряво написанному на доске списку номеров.

Были ли в моей практике побеги с уроков после того случая? Были, хотя и очень редко. И каждый раз, когда мне сразу же хотелось куда-то бежать, что-то предпринимать или, на худой конец, разрыдаться у кого-то на груди, я старалась прийти в себя и вспоминала тот разговор с директором.

Собственно, почему убегают с уроков дети? Мой директор был прав: причина может крыться либо в учителе (вспомним начало того фильма, ради которого была сорвана предпраздничная муштра), либо в совсем не относящихся к нему обстоятельствах. Соответственно и реакция на данное, столь пугающее учителя событие не может быть однозначной. Умный читатель знает, что в педагогике – настоящей педагогике! – вообще нет и не может быть ничего однозначного, равномерно-прямолинейного. Поэтому описанные выше истории (а сколько можно поставить в тот же ряд иных историй!) ничему не учат. Почти ничему. Вот на этом «почти» кратко и остановимся.

Оставим за рамками нашего разговора первую причину побегов с урока. Если ситуацию спровоцировал (вольно или невольно) сам учитель, то и расхлебывать заваренную кашу придется ему самому. Успех такого расхлебывания зависит только от его личной культуры и особенностей характера: вот молоденькой учительнице из фильма Ростоцкого это удалось. «Мы разберемся сами», – она была абсолютно права, отказавшись от вмешательства «старшего товарища». Во взаимоотношениях учителя и класса даже самая мудрая третья сторона редко бывает помощником.

Гораздо сложнее, на мой взгляд, дело обстоит со второй группой причин. Собственно, оба описанных выше случая относятся к этой группе: учителя не были прямыми виновниками сорванных уроков. Речь, по большому счету, идет здесь вот о чем. Когда ребенок приходит в школу, он, не осознавая того, совершает обмен. Школа начинает выдавать ему с той или иной степенью гарантии определенные знания, умения и навыки (еще и компетентности, согласно новому подходу), а он – тут уже со стопроцентной гарантией – отдает ей свою свободу. А это главное его богатство, накопленное им в течение дошкольного детства (даже если он посещал детсад). Равноценный ли это обмен? Ответ спорный, и зависит он и от самого ребенка, и от школы, в которую тот попал. Но неизменно наступают моменты, когда потребность в свободе и ценность свободы вдруг резко перевешивают все приобретенные знания и умения, и происходит взрыв. Иногда он случается в виде немотивированного, с точки зрения взрослых, конфликта с ними, иногда – в виде повального увлечения какими-то субкультурными «штучками» (опять же не понимаемыми и не принимаемыми нами, забывшими подобные штучки в собственном детстве), иногда – в виде побегов с уроков. Если добавить сюда романтику тайного сговора, необычайное чувство единения и опьянение собственной бунтарской исключительностью, то общий побег можно рассматривать как знаменательное коллективное событие: какое глубокое переживание и острое проживание ситуации! По крайней мере, когда наш поредевший уже класс собирается вместе, мы чаще всего вспоминаем не блистательные олимпиады, не школьные вечера, а именно тот апрельский день с «культпоходом» в кино. Может быть, потому, что тот побег был нашим первым запоздалым, но мощным ростком – побегом чувства свободы и чувства протеста против несвободы…

Так что же, восславим рвущиеся к солнцу побеги и умиленно помашем рукой им вслед? Да нет, не поднимается как-то на это натруженная десница педагога. И тогда возникает вопрос вопросов: что делать? Стоять насмерть, защищая рубежи школьной дисциплины? Пытаться вразумить отловленных или вернувшихся по собственной воле дитяток, что их «пробившие асфальт» побеги оскорбляют праведный труд учителя? Вот тут-то и пришло время обратиться к вам, уважаемый читатель. Памятуя о нелинейности и неоднозначности педагогики, автор тем не менее задает вам вопрос: удавались ли вам адекватные (конструктивные, успешные с точки зрения обеих сторон) действия в подобных ситуациях? Может быть, из множества единичных решений нам удастся сформулировать какие-то общие советы и табу?

Когда я вошла в класс, все дружно встали, изображая тем не менее общую легкую досаду по поводу прерванного серьезного дела. «Садитесь, садитесь! Продолжайте. Мы же с вами уже виделись сегодня. Правда, издалека…». – Я старалась говорить предельно бесстрастно. И тут, подойдя к своему столу, я увидела маленький растрепанный букет солнечных цветков мать-и-мачехи в стаканчике из-под мороженого. Он как будто застенчиво улыбался мне: «Извини, я выгляжу не очень… И потом, еще не совсем ясно, зачем меня здесь поставили. Но все равно, я рад тебя видеть!» И я не могла не улыбнуться в ответ. «Спасибо за цветы, – сказала я семиклашкам. – Только мне неловко, что вам пришлось так далеко за ними бегать. У меня вот сил не хватило». И все засмеялись. А двойное задание на дом было воспринято и выполнено с полным пониманием.

Но сколько раз после этого happy end я не могла ответить себе на вопрос: каким был бы финал, не окажись на моем столе того трогательного букетика?