В поисках независимости

В 1799 году в семье преподавателя Академии художеств Павла Брюлло родился сын Карл. Его предки, гугеноты, во время религиозных гонений бежали из католической Франции и со временем осели в России.

«Мою жизнь можно уподобить свече, которую жгли с двух концов и посередине держали калеными щипцами...», – с горечью и разочарованием скажет в конце творческого пути художник, прозванный современниками «Великий Карл», – выдающийся русский живописец и бесконечно усталый и разочарованный человек.

Стремление к независимости

Все семеро детей академика орнаментальной скульптуры П.И. Брюлло обладали художественными талантами. Пятеро сыновей: Федор, Александр, Карл, Павел и Иван – стали художниками. Но слава, выпавшая на долю Карла, затмила успехи других братьев.

Взросление Карла напоминало известную историю про «гадкого утенка» и его превращение в лебедя. Он рос слабым и тщедушным ребенком, семь лет практически не вставал с постели и был истощен золотухой настолько, что «стал предметом отвращения для своих родителей». Павел Брюлло мог оставить больного сына без завтрака, если тот не выполнил домашнего задания по рисованию: не изобразил определенное количество человечков и лошадок или не скопировал оставленной отцом гравюры. Карл брал пример с трудолюбивого отца, но боялся его, особенно после полученной за ослушание оплеухи, от которой оглох на левое ухо.

Рисование стало единственным утешением для маленького Карла. Мальчик очень любил рисовать, казалось, карандаш стал продолжением его руки. В 10 лет Карла приняли в Петербургскую академию художеств, где он провел 12 лет.

Благодаря одаренности и раннему обучению юный художник опережал своих сверстников, и ему многое прощалось за успехи в живописи. Карл мог сбежать с занятий под предлогом обострения золотухи, чтобы в лазарете рисовать портреты своих друзей. В его юношеских работах чувствовались бьющая через край жизненная сила и темперамент. Возможно, так проявляла себя природная энергия, с раннего детства скованная болезнью и жестоким обращением. Неудивительно, что потом всю жизнь Карл стремится выйти за рамки дозволенного, словно наверстывая упущенное и преодолевая запреты, с которыми столкнулся в детстве.

Карл окончил академию в 1819 году с большим количеством золотых и серебряных медалей и сразу начал демонстрировать свою независимость. Он отказался остаться в академии для совершенствования мастерства. Карл поселился в мастерской брата Александра, работавшего на строительстве Исаакиевского собора помощником Монферрана. Его дни были заполнены рисованием заказных портретов. Среди заказчиков оказались П.Кикин и А.Дмитриев-Мамонов, которые вскоре вошли в совет Общества поощрения художников.

Создав по их просьбе картины «Эдип и Антигона» и «Раскаяние Полиника», Карл заслужил пенсионерскую поездку в Италию на четыре года для себя и брата. Перед отъездом с Высочайшего повеления братья изменили фамилию предков, добавив буквы «въ» – теперь они стали Брюлловы вместо Брюлло.

С легкой душой Карл уехал из дома летом 1822 года, но тогда он еще не знал, что вернется в Россию лишь через 13 лет и не увидит больше ни родителей, ни младших братьев.

В Италии Брюллов честно пытался «отработать» свое пенсионерство, рисуя по заказам Общества поощрения художников картины на античные и библейские сюжеты. Но эти темы не были ему близки. Копируя чужие образы, Карл «нарабатывал» колорит, создавал свои характерные приемы, но почти все картины остались незавершенными.

В музеях Италии художник внимательно изучал классическую живопись прошлых веков. В итоге Карл окончательно убедился в ненужности подражания и решил, что обязательно создаст свое монументальное произведение.

Солнце Италии и сумерки Петербурга

Карл всю жизнь словно пытался вырваться из ограничений, навязанных ему отцом. По-настоящему увлеченно Брюллов работал только над сюжетами, в которых заново переосмыслял традиционные каноны, вносил что-то неожиданное от себя. Например, для картины «Итальянский полдень» (1827) Брюллов выбрал моделью невысокую, плотную, налитую соком, как виноградная гроздь, женщину. Она воплощала ту энергию и безудержную радость бытия, которые всегда влекли Брюллова. Критики «выговаривали» художнику за «неизящную натуру», но именно модели такого типа станут его излюбленными.

Такую же уверенную в себе и независимую женщину встретил Карл в 1827 году на одном из приемов. Графиня Юлия Павловна Самойлова стала для него ближайшим другом и, как оказалось, единственной настоящей любовью. Ее красота была равна идущей из сердца доброте. Брюллов с упоением писал ее портреты.

Однажды вместе с Самойловой Карл поехал осматривать развалины Помпеи и Геркуланума, даже не подозревая, что эта поездка приведет его к самой вершине творчества. Он был потрясен увиденным зрелищем давней катастрофы. Художник почувствовал, что нигде больше не найдет такой поразительной картины трагически прервавшейся жизни. Брюллов еще не раз возвращался в разрушенный город. Три года он собирал материал, обдумывал картину. За это время Карл побывал в археологических музеях и на раскопках, чтобы каждый написанный на полотне предмет соответствовал эпохе. Были созданы десятки эскизов композиции, прежде чем в 1830 году художник приступил к большому полотну. Созданная им картина гибели Помпеи не только стала символом гибели античного мира, но и воплотила собственное трагическое мироощущение автора.

Картина «Последний день Помпеи» оказалась пиком творческих достижений художника. Толпы зрителей в Риме, Милане, Париже (золотая медаль 1834 года) и Петербурге были заворожены грандиозностью замысла и исполнения. Полотно было подарено заказчиком Анатолием Демидовым царю Николаю I.

После выставки картины в Париже Брюллов вернулся в Италию, но не находил в себе сил работать. Он начинал один холст за другим и не заканчивал их, чувствуя усталость. Возможно, сказывалось огромное напряжение, пережитое во время работы над картиной «Последний день Помпеи». Карл Павлович понимал, что «загостился в чужих домах», но возвращаться в Россию ему не хотелось. Вероятно, Карл стремился продлить ощущение праздника, яркости жизни и энергии, которые дарила ему жизнь в Италии. Воспоминания о России были связаны с зависимостью, болезнью и подчиненным положением.

Художник примкнул к экспедиции В.П. Давыдова (1835) на Ионические острова и в Малую Азию. В путешествии по Гpeции он создает подкупающие живым взволнованным чувством работы («Утро в греческой деревне Мирака», «Развалины храма Зевса в Олимпии», «Раненый грек» и другие).

После этого художник отправился в Турцию, но осенью 1835 года по строгому предписанию царя был вынужден вернуться в Россию, чтобы занять должность профессора в Академии художеств. На исходе1835 года Брюллов выехал на Родину.

25 декабря 1835 года Брюллов приехал в Москву. Его поразила древняя столица, которую он увидел впервые. В Москве, как ни в одном другом русском городе, живо вставала в памяти героическая эпопея 1812 года. Рискуя навлечь гнев императора, требовавшего незамедлительного возвращения художника в Петербург, Брюллов решил задержаться в Москве.

Художника принимали радушно, хлебосольно. Каждый день его звали на бесконечные банкеты, приемы. Брюллову были в тягость всеобщие восторги, кончавшиеся шампанским и долгим застольем. Но он оказался не в силах остановить этот поток чествований. А главное – он все откладывал и откладывал возвращение в мрачный, тягостный своей атмосферой Петербург, из которого когда-то бежал. Отца уже не было в живых, но его место теперь занимал другой человек, диктовавший Брюллову, как и что ему надо делать, – император…

Когда Карлу все-таки пришлось вернуться в Петербург, царь требовал от него писать портреты императорской семьи. Но художник находил причины и отговорки, чтобы не исполнять работу. В его мастерскую «стояла очередь» за портретами. В петербургский период он создал их около восьмидесяти – из-под его кисти вышла яркая портретная галерея русской интеллигенции конца 30–40-х годов XIX века.

Все поражались той дерзости, с какой Брюллов позволял себе относиться к самым высокопоставленным особам. Но художник шел на любой риск, чтобы отстоять свою творческую независимость. В душе он продолжал вести тяжбу, начатую в юности, – с отцом, учителями, канонами и правилами… И отвоевывал себе долю свободы везде, где только мог.

Слава не спасла от разочарований

Тесная дружба с Пушкиным, Жуковским, Кукольником согревала Брюллова. Но среди художников друзей у него не было. «Он вырвался вперед, обогнал своих современников, – писал художник Н. Ге, – и жестоко расплачивался за это одиночеством».

Карл заглушал тоску шумным обществом, в котором любил бывать. Многочисленные светские приятели зазывали его на приемы и балы. Но развлечения и пестрота впечатлений не спасали Карла от одиночества, которое преследовало его и в личной жизни. Красавица Юлия Самойлова жила за границей, в Москве подрастал сын Алексей (о матери известно только имя – Елизавета). Все мимолетные связи оставили в душе горечь и разочарование. Карл ждал свою «парную душу».

Надежда на судьбоносную встречу вспыхнула, когда художнику было 40 лет. Он познакомился с очень одаренной пианисткой, ученицей Шопена Эмилией Тимм, дочерью рижского бургомистра. С портрета работы Брюллова смотрит утонченно красивая девушка, от которой веет юной свежестью. Но у Эмилии было горькое прошлое. За ее внешней чистотой скрывалась грязная связь с родным отцом, и в этом грехе она честно призналась Карлу. Художник был ослеплен любовью и жалостью и решил, что его искренние чувства все преодолеют. Они обвенчались в 1839 году. Но отец Эмилии не мог смириться со своей потерей.

Через два месяца, после того как Брюллов прошел через бесконечные притязания отца жены, через грязь, выплеснувшуюся на публику, и скандал в обществе, с Высочайшего позволения 21 декабря 1839 г. этот брак был расторгнут по причине разности в возрасте и «нервной возбудимости» художника. Эмилия доставила Брюллову только боль и страдания. Для себя Брюллов решил: «Моя жена – художества»,  – и продолжал напряженную работу.

В 1847 году тяжелая простуда, ревматизм и больное сердце на семь долгих месяцев приковали художника к постели. Он как будто вернулся в свое подневольное детство, о котором так стремился забыть.

Карл вспоминал пережитое и испытывал горькое разочарование, видя, сколько его замыслов остались невоплощенными. Брюллову не разрешили по уже готовым эскизам расписать Пулковскую обсерваторию, построенную по проекту брата Александра, не доверили внутреннее оформление Зимнего дворца после пожара. Четыре года он работал над росписями Исаакиевского собора, но из-за болезни по его картонам работу закончит другой художник.

Самым большим разочарованием Карла Брюллова было то, что он не создал ни одного масштабного полотна на материале русской истории. Свой поединок с картиной «Осада Пскова» (1836–1843) он проиграл. Вначале в работу вмешивался царь, потом сам художник увлекся портретами, да к тому же Брюллов плохо знал типажи простого русского народа. «Великий Карл» чувствовал, что он уже не первый, не лучший, что он остался в стороне от дороги, по которой уходило вперед новое поколение художников-реалистов. А его попытки обрести независимость разбились о суровую российскую действительность.

27 апреля 1849 года по настоятельному совету врачей Брюллов навсегда уезжает из России. Лечение на острове Мадейра облегчения не приносило. Художник продолжал работать, но ничто больше не давало ему удовлетворения. Он раскаивался, что слишком поздно понял: свобода недостижима на уровне внешних обстоятельств. Если ее нет внутри, в душе, то, добившись независимости в одном, человек тут же чувствует себя порабощенным в чем-то другом. Погоня за призраком свободы от всех и вся может продолжаться бесконечно…

Весной 1852 года Брюллов переезжает в местечко Манциану близ Рима. Там 11 июня 1852 года неумолимое время остановилось для него. Художник был похоронен на кладбище Монте Тестаччо, римском кладбище для иностранцев-некатоликов.

Подробнее о К.Брюллове: http://bryullov.ru
По материалам сайта: http://nearyou.ru