Формула удачи для двоечников и вундеркиндов

Вы везучий человек? В ответ на этот вопрос большинство людей неуверенно пожмут плечами: «Всякое бывает…» Но есть и такие счастливчики, которые не сомневаются в своей удачливости – они легко приведут множество примеров, когда обстоятельства их жизни складывались настолько выигрышно, что просто грех было не воспользоваться такими замечательными возможностями. Увы, немало и тех, кто готов посетовать на гримасы судьбы-злодейки. По их убеждению, им никогда не выпадают счастливые шансы – напротив, неудачи и неприятности их словно преследуют.

Формула удачи

Отчего одним фортуна постоянно улыбается, а других будто и не замечает и даже издевается над ними? На сей счет существует множество мистических гипотез. А вот английский психолог Ричард Вайзман из Хартфордширского университета решил научно исследовать этот вопрос. В нескольких национальных газетах он опубликовал объявление, в котором предлагал людям, которые считают себя исключительно удачливыми или, наоборот, страшно невезучими, связаться с ним и принять участие в психологическом эксперименте. Откликнулись сотни людей, которых Вайзман подробно проинтервьюировал, выясняя особенности их поведения и жизненного пути.

А опыт, в котором им предлагалось поучаствовать, был удивительно прост. Каждому испытуемому ученый выдавал толстую газету (многие английские газеты насчитывают десятки страниц) и просил точно сосчитать количество фотографий в ней. Подвох состоял в том, что одна из страниц газеты была смоделирована ученым. Вместо банального рекламного объявления в нее было вмонтировано объявление следующего содержания: «Сообщите экспериментатору, что вы увидели это, и получите в награду 250 фунтов стерлингов». Объявление было набрано крупными буквами высотой в 2 дюйма и занимало полстраницы. Несмотря на это, ни один из испытуемых, ранее заявивших о своей невезучести, его не заметил! Все они были заняты выполнением инструкции – скрупулезным подсчетом фотографий, – и на текстовые сообщения даже не обращали внимания. А вот все «счастливчики» подтвердили свою везучесть и получили немаленьких приз, который для многих был равен их недельному заработку.

Марк Твен писал: «По крайней мере раз в жизни Удача стучится в дверь к каждому, но многие из нас в это время сидят в соседнем кабачке и не слышат стука». Опыт английского психолога наглядно подтверждает это суждение. Удача – это не удачное стечение обстоятельств, а наша готовность им воспользоваться. Первое случается в жизни практически каждого, и не раз, а вот второе отличает далеко не всякого.

«Неудачники» оказываются закрыты для благоприятных возможностей. В поисках работы просматривая в газете список вакансий, они выискивают то, что по каким-то субъективным параметрам считают подходящим, и даже не обращают внимания на неожиданные более выгодные предложения. Отправляясь на вечеринку, они мечтают завести блестящий роман и составить выгодную партию, и при этом упускают возможность обзавестись новыми добрыми друзьями. Сосредоточившись на каких-то проблемах, которые они считают важными, «неудачники» не принимают подарки судьбы, потому что оказываются к ним абсолютно не готовы.

Беседуя с разными людьми, Вайзман выявил еще одну важную особенность. Оказалось, что удачливые люди – по натуре оптимисты. И с ними тоже случаются неприятности, но они рассматривают это скорее как случайность, а не закономерность. Во всем многообразии событий своей жизни они выделяют самое позитивное, настраиваясь на повторение приятных событий и обновление своего удачного опыта. Наверное, прав был Теннеси Уильямс, когда говорил: «Вера в удачу приносит удачу». Очень простая формула. Зато надежная!

Опыт Вайзмана неожиданно перекликается еще с одним недавним исследованием, посвященным природе исключительных способностей. Из одной научно-популярной книги в другую кочует утверждение: человек использует лишь около одной десятой нейронов своего мозга, а вот если бы включить все десять десятых, мы все стали бы гениями. Однако сейчас психологи полагают, что дело обстоит как раз наоборот: чтобы стать гением, надо отключить часть своего мозга.

Муки выбора

Американский психолог Барри Шварц из Саутморского колледжа (Пенсильвания) предложил своим студентам ради получения дополнительных зачетных баллов написать эссе на одну из заданных тем. (стоит отметить, что в американской системе оценок каждый лишний балл – это существенный плюс, и каждый студент стремится набрать баллов побольше.) Одной группе он предложил список из шести тем. В другой группе выбор был гораздо шире – целых тридцать тем.

Большинство сданных преподавателю работ были написаны студентами первой группы. Студенты из второй потом признавались, что никак не могли определиться в своем выборе. Те же, кому это все-таки удалось, представили заметно более слабые работы, чем их товарищи, ограниченные в выборе.

Похожие результаты совсем в другой сфере получили коллеги Шварца – доктор Шина Айенгар из Колумбийского университета и доктор Марк Леппер из Стэнфордского университета. Свое совместное исследование они провели в одном из крупных супермаркетов Калифорнии, известном широким выбором предлагаемых продуктов – одной только горчицы покупателю там предлагается 250 разных сортов. По инициативе исследователей в магазине был организован прилавок, у которого покупателям предлагалось приобрести по льготной цене баночку джема, имея возможность предварительно попробовать любой из предлагаемых сортов. В течение одного дня на прилавок было выставлено 6 разных сортов джема. На другой день предложение возросло вчетверо – до 24 сортов. Фиксировалось количество посетителей магазина, проходивших мимо прилавка, а также тех из них, кто остановился и решился на пробу. Разумеется, фиксировалось также количество сделанных покупок.

Различия оказались очень существенными. Из 260 посетителей, прошедших мимо прилавка в первый день, лишь 40% остановились сделать пробу. Более широкий выбор на второй день привлек больше народа – из 242 проходивших 60% остановились возле прилавка. Но торговым менеджерам не стоит делать отсюда поспешные выводы – гораздо важнее оказался другой результат. Среди тех, кто имел широкий выбор, лишь 4 посетителя магазина сделали покупку. А вот из тех, кто был в своем выборе ограничен 6 сортами, приобрести джем решили 31 человек.

«Предложение избыточного количества возможностей, – отмечают в своем отчете исследователи, – может свести на нет все преимущества выбора. Парадокс, с которым столкнулась современная Америка, состоит в том, что по мере расширения свободы выбора люди оказываются все более зависимы от чужих суждений и оценок и все менее способны вынести суждение самостоятельно».

Профессору Шварцу эти наблюдения дали богатую почву для размышлений, воплотившихся в его новой книге «Парадокс выбора: когда больше значит меньше». Книга почти сразу вошла в список бестселлеров. Это и понятно – в ней автор обратил внимание людей на то явление, которое многих лишает душевного покоя, зачастую оставаясь безотчетным.

По манере делать выбор, считает Шварц, людей можно разделить на два типа. Первый, наиболее распространенный в современном обществе, он называет «максималистами». Такие люди с энтузиазмом воспринимают широкие возможности, но испытывают большие затруднения при выборе и мало удовлетворения, когда выбор наконец сделан. Имея перед собой много вариантов, они стремятся получить наилучший. А это, согласитесь, практически невозможно, пока не испробуешь все варианты, что в свою очередь невозможно ввиду их изобилия. Поэтому, сделав выбор, человек продолжает терзаться сомнениями: самое ли лучшее он получил? Сравнивая свой выбор с достижениями и приобретениями других людей, человек постоянно переживает: не совершил ли он ошибку. Ведь кто-то, поступив иначе, чем я, приобрел такие преимущества, которых у меня нет! Понятно, что при этом удовлетворение от собственных достижений и приобретений фактически сходит на нет.

Другой тип Шварц называет «умеренными» (по-английски satisficers, что на русский можно было бы перевести неуклюжим неологизмом «достаточники»), себя относя к их числу – 57-летний профессор всю жизнь работает на том месте, куда поступил после окончания университета, и счастлив в первом и единственном браке с женщиной, с которой в детстве сидел за одной партой. Такие люди, ощутив некую потребность, в то же время достаточно отчетливо представляют себе и предмет ее удовлетворения, то есть отдают себе отчет, что их устроило бы. Имея широкий выбор, они отвергают те варианты, которые не проходят по их критериям, и спокойно останавливаются на том, который их критериям соответствует. Иными словами, в разнообразии предложений они ищут не «самое лучшее», а «достаточно хорошее», что, согласитесь, намного проще. Сделав выбор, умеренные испытывают полное удовлетворение – они получили то, что хотели.

В каком типе вы узнаете себя?

По убеждению Шварца, безграничное расширение выбора во всех областях провоцирует усиление максималистских тенденций. Удовлетворение от достаточного объявляется признаком косности и ограниченности. Если вам, например, нужен мобильный телефон, вам будет предложено несколько десятков моделей, каждая из которых превосходит другую техническими «наворотами». А теперь признайтесь, сколько мобильных телефонов вы сменили с той поры, как приобрели первый? «Один или два, и то в силу поломки или потери» – ответ «умеренного». Долгий подсчет с загибанием пальцев выдает максималиста.

Практические рекомендации, вытекающие из этих наблюдений, просты и безыскусны. Научитесь отличать то, что вам нужно, от того, что вам хочется. Ибо многие наши «хотения» искусно спровоцированы внешними манипуляторами и мало общего имеют с нашими подлинными нуждами. Один из инструментов такой коварной манипуляции – избыточный выбор, заставляющий нас безостановочно искать все лучшее и лучшее, когда и имеющегося вполне достаточно. Немудрено, что ошеломленный неисчерпаемым выбором человек впадает в оторопь и становится жертвой уже других манипуляторов (или тех же самых?), всегда готовых подсказать «правильный» выбор. А действительно правильный – это лично ваш, и в его поисках необходимы известные ограничения. Когда их нет извне, следует установить их изнутри.

Туманное будущее вундеркинда

«Еще в детские годы маленький Вася (Джонни, Ганс или Ахмед…) отличался поразительной наблюдательностью, не по-детски глубокими суждениями, страстным стремлением к познанию и творчеству…» Почти любая биография выдающегося ученого, мыслителя, творца открывается подобными строчками. И читатель биографам охотно верит – ведь всей последующей жизнью и гениальными творениями маэстро оправдал свое дарование, проявившееся едва ли не в колыбели. Тут обнаруживается давно известная психологам людская склонность почти любые события легко и убедительно объяснить задним числом. Признайтесь: если сегодня шел дождь, то вы ведь это предвидели еще вчера – по всем признакам иначе и быть не могло; коли дождя сегодня нет, то это вас, конечно, не удивило – все подмеченные вами приметы дождя не предвещали. Ну а гений – он, разумеется, всегда гением и был, и лишь недальновидные обыватели это не сразу заметили.

Вглядитесь в лицо человека, изображенного на фотографии. Это Малкольм Глэдуэлл, которого в 2005 году журнал «Тайм» включил в сотню самых влиятельных персон года. Его перу принадлежат две книги – «Переломный момент» («The Tipping Point») и «В мановение ока» («Blink»), изменившие представления миллионов людей об окружающем мире и о самих себе. Глэдуэлл – если и не гений, то человек незаурядного дарования. Только попробуйте, не обладая оным, привлечь к себе и своим суждениям внимание миллионов читателей и слушателей во всем мире!

Глядя на это лицо (как обманчива бывает внешность – мистер Глэдуэлл давно разменял пятый десяток!) и зная о редкой любознательности и проницательности автора всемирных бестселлеров, так легко предположить, что перед нами повзрослевший вундеркинд, сумевший в зрелые годы оправдать надежды, которые подавал с детства.

Действительно подавал, и немалые! Но совсем не те, что можно нынче, задним числом, предположить.

Уроженец канадской провинции Онтарио, Глэдуэлл в школьные годы увлекся спортивным бегом и довольно скоро заставил заговорить о себе как о будущем олимпийском чемпионе. Тренеры называли подростка Глэдуэлла лучшим канадским бегуном в его возрастной категории. Без колебаний отобранный наставниками в ряды будущей спортивной элиты, мальчик несколько лет провел в спортивных секциях и лагерях – питомниках чемпионов. Досадная, как казалось, неудача на отборочных соревнованиях в 15-летнем возрасте сильно выбила парня из колеи. Последовавшие затем еще несколько не очень удачных выступлений побудили его махнуть рукой на спортивную карьеру. К занятиям бегом Глэдуэлл снова вернулся в студенческие годы, чтобы обнаружить, что бегун он вообще-то неплохой. Но не более того! Золотые медали ковались явно не для него. Для кого же?

Среди 15 отборных, подававших надежды бегунов 13–14-летнего возраста, среди которых был когда-то и Глэдуэлл, лишь один к 24-м годам заявил о себе как о действительно выдающемся спортсмене. Это был сильнейший канадский бегун на одну милю Дуг Консилио, считавшийся в подростковой команде… самым слабым. Сегодня Глэдуэлл с неловкостью вспоминает, как они с товарищами поддразнивали «увальня» Консилио, недоумевая, как тот вообще оказался в сборной.

Выходит, наставники ошиблись в Малкольме и большинстве его товарищей? Вряд ли. Наверное, эти ребята и в самом деле производили впечатление спортивных дарований и подавали большие надежды. Но почему оправдали их не они, а тот, от кого этого ждали меньше всего?

Побуждаемый такими примерами, в том числе и собственным, Малкольм Глэдуэлл задался вопросом: на что в действительности позволяет надеяться ранняя одаренность? В каком возрасте можно распознать в человеке будущего гения? И насколько достоверным может быть такой прогноз?

Своими размышлениями на эту тему автор бестселлеров поделился с читателями одного из недавних номеров «Обозрения Американского психологического общества» – журнала, где любой доктор психологии почтет за честь опубликоваться. Глэдуэлл – психолог не по званию, а по призванию, – удостоился такой чести. Прислушаемся к его рассуждениям.

«Существует широко распространенное убеждение, – пишет Глэдуэлл, – что способности почти к любого рода деятельности – музыке или спорту, математике или изобразительному искусству, – проявляются довольно рано, и на этом основании можно предсказать успехи человека в данной области. Так ли это? Какие существуют доказательства в пользу такой точки зрения? Что на самом деле означает и какие перспективы открывает успешное овладение какой-либо деятельностью в ранние годы?»

Возможны два подхода в ответах на эти вопросы. Первый состоит в том, чтобы проследить судьбу детей, подающих большие надежды, и по достижении ими зрелого возраста хотя бы приблизительно оценить, насколько эти надежды оправдались.

Исследования такого рода существуют и хорошо известны психологам. Классическим считается лонгитюдное исследование, осуществлявшееся с начала 20-х годов в США. В этом исследовании, проведенном с американским размахом, создатель теста Стэнфорд-Бине Л. Термен и его сотрудники отобрали из более чем 150 тысяч школьников около полутора тысяч детей, показавших наиболее высокие результаты по тестам интеллекта (IQ свыше 136). Затем на протяжении 60 лет были четырежды произведены контрольные замеры жизненных успехов, которых добились высокоинтеллектуальные дети.

Выяснилось, что практически все члены выборки Термена добились высокого социального статуса. Все без исключения успешно закончили школу, а две трети – и университет. По числу ученых степеней, опубликованных книг и зарегистрированных патентов группа Термена в 30 раз превысила уровень контрольной выборки. Кстати, и доход среди членов группы был в четыре раза выше среднего по США.

Любопытное обстоятельство, однако, заключается в следующем. Ни один из обследуемых не проявил исключительного таланта в области науки или искусства, не создал ничего, что можно было бы рассматривать как значительный вклад в мировую культуру. В то же время был обнаружен один ребенок, который не дотянул до требовавшихся в исследовании Термена 136 баллов, однако в последующей жизни достиг того, что не удалось никому из избранных, – стал лауреатом Нобелевской премии.

Малкольм Глэдуэлл, не упоминая в своих рассуждениях о выборке Термена, опирается на опубликованные еще в 80-х результаты другого исследования, во многом аналогичного и даже более показательного. Объектом изучения выступили учащиеся престижной и без преувеличения элитной нью-йоркской школы – начальной школы при колледже Хантера, которая была основана в 20-х годах ХХ века с откровенным намерением воспитать интеллектуальные сливки нации. В те далекие годы, когда эгалитаристская истерия еще не приобрела нынешнего размаха, детей в школу отбирали очень придирчиво – критерием приема выступал IQ даже выше, чем в выборке Термена, – 155 баллов. По прошествии более полувека жизненные достижения вундеркиндов 20-х годов подверглись оценке. Результаты вышли похожие. Почти все одаренные дети в жизни весьма преуспели, занимали хорошие должности и были неплохо обеспечены. Но и в данном случае ни один за всю свою жизнь не продемонстрировал по-настоящему выдающихся достижений, не сделал крупного открытия, не создал шедевра. Как говорится, грех жаловаться, но и похвалиться особо нечем.

Вывод из этих масштабных исследований сколь очевиден, столь и неутешителен: в подавляющем большинстве случаев (то есть практически никогда) «маленькие гении» настоящими взрослыми гениями не становятся.

Прошлое гениев

Второй подход к этому вопросу можно осуществить «с противоположного конца» – ретроспективно воспроизвести подробности детства состоявшихся гениев, чьи зрелые достижения общепризнанны и бесспорны.

Увы, и тут нас поджидает разочарование. Славословия биографов по этому поводу чаще всего приходится признать проявлением уже упоминавшегося феномена – предсказания задним числом. В большинстве случаев великие люди, вошедшие в историю, в детстве никакими талантами не блистали, а нередко даже вызывали подозрения в ограниченности и отсталости. Блестящий политик, дипломат и оратор, Нобелевский лауреат Уинстон Черчилль первые слова произнес в трехлетнем возрасте, в школе был нещадно порот за неуспеваемость и лишь в кадетском корпусе немного «подтянулся». Величайший изобретатель всех времен и народов Томас Эдисон был за неуспеваемость исключен из школы. Гениального Эйнштейна школьный учитель упрекал в тугодумии. Коперник, Рембрандт, Бах, Ньютон, Бетховен, Кант, Леонардо были самыми заурядными детьми. По крайней мере, в школу при колледже Хантера их не приняли бы!

О детской одаренности мы судим как о ранней способности демонстрировать достижения, обычно присущие не детскому, а зрелому возрасту. Но тут-то и таится серьезная проблема, считает Глэдуэлл. По его мнению, одаренность ребенка проявляется в том, что он очень успешно учится. Зрелый талант проявляется в том, что делается, что создается. А это совсем разные сферы.

Например, раннее музыкальное дарование проявляется в том, что ребенок демонстрирует навыки музицирования, которые он перенимает у взрослых. Лишь в крайне редких, исключительных случаях ему впоследствии удается сформировать собственный уникальный стиль исполнительства или сочинительства. Большинство же вундеркиндов поджидает суровый личностный кризис несостоявшегося Моцарта. «Ранняя одаренность почти никогда не является прологом выдающихся зрелых достижений, – считает Глэдуэлл. – Чаще всего она представляет собой автономный этап детского развития, кратковременный и преходящий».

В большинстве случаев скорость освоения тех или иных умений не имеет никакого значения. Допустим, если кто-то научился ходить в четырехмесячном возрасте, означает ли это, что он, став взрослым, будет ходить лучше других? Ответ очевиден. И стоит ли тогда радоваться, что малыш раньше многих сверстников произнес первые слова, сложил первые рифмы или научился бренчать гаммы? Эти скороспелые достижения ровным счетом ничего не обещают!

При этом Глэдуэлл ссылается на известные эмпирические исследования, результаты которых однозначно свидетельствуют: дети, научившиеся читать в очень раннем возрасте, впоследствии не демонстрируют практически никаких преимуществ перед своими сверстниками, освоившими этот навык в традиционно привычные сроки.

Серьезные иллюзии, по мнению Глэдуэлла, порождает и общепризнанное определение одаренности. Согласно этому определению, под дарованием имеют в виду то, что некто превосходит своими способностями сверстников. Однако, как свидетельствуют многочисленные исследования, да и простой житейский опыт, значительные достижения в зрелом возрасте, в том числе и самые выдающиеся, требуют не только и не столько высокого уровня общеинтеллектуальных или специальных способностей, но и еще целого ряда качеств, таких как мотивационная направленность, склонности, самодисциплина и пр. По мнению Глэдуэлла, талантливым правильнее назвать того, кто испытывает живой интерес к избранной сфере деятельности, кто много и постоянно в ней упражняется, причем с удовольствием.

Предвидя возможные контраргументы, автор обращается к примеру Моцарта, чье музыкальное дарование, как принято считать, проявилось очень рано. Однако особенность дара самого Глэдуэлла отчасти, вероятно, состоит в его скептической направленности. Общепринятую точку зрения он смело подвергает сомнению. Известно, что Моцарт начал сочинять музыку в четыре года. А кто-нибудь слышал эти сочинения? Дотошный американец не поленился раскопать их в фонотеках и поразился их примитивизму. По существу это были даже не самостоятельные сочинения, а простенькие вариации музыкальных фраз, принадлежавших другим композиторам, старшим современникам Моцарта. К тому же существует серьезное подозрение, что и они сочинены не самим юным дарованием, а его отцом Леопольдом. Тот беззастенчиво использовал дарование сына как золотую жилу и, похоже, был не прочь его преувеличить. Вернее – несколько приуменьшить возраст юного исполнителя, дабы произвести более сильное впечатление на публику.

Но ведь маленький Вольфганг Амадей действительно играл, и очень неплохо! Но и это, по мнению Глэдуэлла, не аргумент. Согласно биографическим данным, с трехлетнего возраста мальчик проводил за музыкальным инструментом не менее трех часов ежедневно, то есть к шести годам, когда он впервые вышел на сцену, у него за плечами было 3500 часов упражнений и тренировок – многократно больше, чем у любого его сверстника. «Даже в блестящем случае Моцарта гений состоит не столько в исключительной прирожденной музыкальной одаренности, сколько в способности много и упорно трудиться, а также в благоприятно сложившихся обстоятельствах (каковыми тут выступало настойчивое влияние отца)».

«Я не стал чемпионом по бегу не потому, что мне недоставало физических способностей, – заключает Глэдуэлл. – Меня подвел недостаток воли к победе и стойкости к неудачам. Зато в литературном творчестве на ниве науки мне некого было обгонять, и я сумел найти свой путь – похоже, весьма успешный».

Идеализированное представление о ранней одаренности автор находит даже весьма вредным и опасным. Отбирая детей по ранним достижениям, мы фактически дискриминируем других детей, которые на самом деле просто развиваются в своем естественном природном темпе. А настоящим гением и чемпионом скорее всего станет кто-то из них. И вероятность этого тем больше, чем более благоприятные условия будут для этого обеспечены.

Конечно, умилительно, даже поразительно, когда семилетний мальчуган складывает рифмованные вирши – ведь никому из его сверстников такое недоступно. Однако вслушаемся в эти строчки. Увы, это не Пушкин, даже не Асадов. Станет ли он новым Пушкиным лет через двадцать? Вот через двадцать лет и посмотрим! А пока нет никаких оснований для такого прогноза.