Нашла коса на камень

– А я не дам дневник! – Алла смотрит на меня с ненавистью.
Первый месяц моей работы в родной школе. 8-й «В». Трудные дети. Меня заранее предупреждали, но… Господи, сколько можно! Все так хорошо начиналось, и на тебе. Одна ученица довела меня до белого каления. Специально, методично, под одобрительный гул класса. Это называется у них проверкой «на душок». И Алла не первая по счету, но первая такая крутая. Я уже пять минут, пытаясь сдержаться, говорю: «Дай дневник», а в ответ получаю: «Не дам».
– Нет, – говорю я спокойно, хотя внутри все кипит, – ты дашь мне дневник.
– Нет, не дам! – упорствует Алла. – Зачем он вам?
Сказано очень презрительно, интонация уже за гранью дозволенного.
– Алла, – говорю я. – Ты дашь мне дневник, и я поставлю в нем оценку. И за поведение тоже. Ты ее заслужила.
– Не дам, – возражает она. – Отберите!
– Сама принесешь! – фыркаю я. – Я еще до такого не доходил.
– А у меня его нет, – меняет пластинку Алла. – Вот портфель, обыщите.
– НИКОГДА, – почти кричу я. – НИКОГДА Я НЕ ПОЗВОЛЮ СЕБЕ КОПАТЬСЯ В ЧУЖИХ ВЕЩАХ! Принеси дневник.
Класс уже одобрительно смотрит на меня, потом на Аллу.
– Не дам! – говорит она.
Десять минут. Я понимаю, что урок сорван, но не могу позволить себе проиграть. Проигрыш сейчас – и я могу уходить с работы. Сам думаю, что мой завуч зверь – бросила меня к ним, и либо тони, либо выплывай. Все классы не подарок, одни «бандитики» чего стоят, еще и эти.
– Нет, – повторяю я уже в тридцать третий раз, – ты дашь дневник.
Интонация, говорю я себе, держи голос ровным, спокойным.
Еще три минуты препирательства. Тут не выдерживает Рита, сестра Сослана:
– Да отдай ты ему дневник, – бросает она, подразумевая явно, что иначе я еще долго так буду.
– А если не дам? – спрашивает Алла.
– Дашь, – говорю я спокойно, хотя в душе страх, а вдруг не даст. – Иначе и следующий урок будем спорить.
– Не дам. – Опять все снова.
Еще две минуты, и все-таки не выдерживает Алла. Издав вопль «Достал!», она начинает рыться в портфеле, вытаскивает дневник и подходит ко мне на расстояние около трех метров.
– Вот, – говорит она, и класс замирает, чувствуя, что это не все. – Вот, подавитесь!
И Алла швыряет дневник в меня. Три метра. Дневник летит, вращаясь, как бумеранг, направляясь прямо в переносицу. Все, что успеваю я подумать, – это то, что я не буду уклоняться и закрываться рукой, и смотрю ей в глаза.
Не долетев полметра до меня, дневник раскрывается. Страницы играют роль тормозного парашюта, дневник шлепается на стол передо мной. Класс синхронно выдыхает.
Я украдкой сглатываю, потом спокойно разворачиваю дневник, беру красную пасту, вывожу двойку за поведение и протягиваю дневник Алле.
– Спасибо. – Я всегда стараюсь быть вежливым, хотя сейчас это дается мне с трудом. – Возьми.
Алла медленно подходит и берет свой дневник. Взгляд в упор, потом, вспыхнув, она опускает глаза.
– Все? – цедит она сквозь зубы.
– Все, Алла, – я спокоен. – Садись.
Больше ничего я не успеваю ни сделать, ни сказать – звенит звонок с урока. Н-да…
Детки выходят из кабинета, только напоследок Сослан задерживается возле двери, окидывает меня оценивающим взглядом и уходит.
Когда за последним учеником дверь закрывается, я обрушиваюсь на стул, роняю голову в скрещенные руки. Нет даже ярости – одно отупение…
Потом вижу забытый на столе журнал класса и начинаю изучать успеваемость по всем предметам каждого из детей. Алла перебивается с двойки на тройку, но есть и четверки. Ну и характер…

Через урок я вызываю ее к доске. Идет закрепление материала после новой темы, и Алла отвечает великолепно.
– Кто был у доски, – за две минуты до звонка говорю я, – дневники мне на стол.
Выставляю оценки, звенит звонок, вокруг меня куча-мала. Наконец ставлю в последний дневник оценку, и тут ко мне протискивается Алла и протягивает дневник. Все умолкают.
Я беру дневник, открываю его, пишу в графе своего урока: «Молодец» – и ставлю пять. Потом отдаю его.
Алла, не веря самой себе, открывает дневник, смотрит на оценку, на комментарий к ней и облегченно вздыхает. Потом она поднимает голову и встречается со мной взглядом.
– Спасибо, Михаил Владимирович, – говорит она.
– За что? – Я удивлен.
– За пятерку, – объясняет она.
– Не за что. – Я начинаю объяснять. – Действительно, не за что. Ты заработала «пять», почему я должен тебе ставить что-то другое?
– Но ведь… – она замолкает на полуслове и быстро уходит.
Я обнаруживаю, что я не один, и оглядываюсь. Вокруг меня стоят все детки и смотрят на меня. Потом кто-то говорит: «О черт, русский!» – все вздрагивают и убегают на урок русского языка.

Два года спустя Алла заканчивает девятый класс без троек, сдает экзамены и получает очень и очень приличный аттестат. Уже к середине восьмого класса она выправила оценки, стала одной из лучших учениц этого класса, перебралась с последней парты на первую. Мы больше никогда не спорили, все мои учительские требования она выполняла беспрекословно.
Летом, во время ремонта кабинета, она зашла в школу и поднялась ко мне. Показала свою выпускную фотографию, попросила расписаться там, где были росписи других учителей. Я расписался и отдал ей фотографию. Она все не уходила.
– А помните, Михаил Владимирович, – начала она, – как я в вас дневником кинула?
Вначале я хотел сказать, что такого не было и что я забыл. Потом передумал.
– Помню, Алла. – Я улыбнулся. – Вот смех был, правда?
Алла неуверенно улыбнулась в ответ.
– Извините меня, – попросила она. – Пожалуйста.
Я посмотрел на нее, она ждала, и мне стало понятно, насколько для нее это важно.
– Поддела ты меня здорово. – Я перестал улыбаться. – Но я не обиделся. И давно простил.
– Правда?
– Да, правда, – ответил я. – Все в порядке. Извиняю.
– Спасибо, – сказала Алла, хотела что-то еще добавить, но я ее перебил.
– А теперь кыш отсюда, – замахал я руками. – Иди домой и готовься. Тебе еще в десятый класс идти. Отбор проходить.
Алла ушла, а мне стало приятно. Эх, подумал я, правильно сделала мой завуч, что дала сразу самых трудных. Какими они все-таки людьми вырастают!