Как за 12 дней поставить спектакль с нуля, да еще так, чтобы в нем участвовала…

Хроника событий в одном из детских лагерей под Петрозаводском

---

Сейчас в летних лагерях стали устраиваться так называемые профильные смены по двенадцать дней. Вот на такую смену – театральную – в один из лагерей под Петрозаводском и были приглашены из Москвы руководитель театрально-педагогических мастерских Александра Петровна Ершова и аспирант Института художественного воспитания РАО Владислав Костюк.
В ту смену собрались около 70 детей из самых разных школ и театральных коллективов Карелии. Примерно половина из них имели опыт театральной самодеятельности, остальные – новички.
Дальнейшие события, на наш взгляд, заслуживают особого внимания, поскольку представляются нам столь же невероятными, сколь и очевидными.

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Наш лагерь стоял на берегу озера. Двухэтажный дом: никаких особенных удобств и комфорта, комнаты на 3–4 человека, у каждого своя кровать, своя тумбочка.

Нулевое задание:
знакомство
Оно с первого же дня утвердило особый стиль жизни: добровольность участия во всех делах – стиль общей посильности, равномерности и равно­правности

Как только дети распределились по кроватям и тумбочкам, их всех собрали в холле, чтобы объявить правила лагеря. Легко себе представить, что такое дети, только что приехавшие в лагерь: они же первый раз вышли в люди! На них смотрят, они других рассматривают. Все в ожидании, волнении. Кто-то уже успел в кого-то влюбиться, кто-то с кем-то поссориться. И вот они собрались: кто на полу, кто на табуретках сидит, кто стоит – одним словом, в такой хорошей тесноте.

…Наконец предоставили слово и мне как художественному руководителю смены. Я начала так:

– Ведь многие из нас действительно еще не знают друг друга. Ну так давайте знакомиться. Но не просто: вот я такая-то и вы меня будьте добры слушаться. А по-театральному. Вот я неизвестно кто, и вы неизвестно кто. Вот мы и начнем сейчас догадываться. Меня, например, зовут… – тут я выдержала паузу, – имя мое такое же, как у Пушкина, отчество – по имени основателя северной столицы, а фамилия очень легкая – как у автора «Конька-Горбунка».
Разумеется, многие тут же и догадались.

– Теперь, – говорю, – дайте и нам возможность догадаться, а как зовут каждого из вас.
Одна девочка тут же сказала, что фамилия у нее от украинского слова, которым называют тех, кто делает бочки. Оказалось – Бондарева.

Ну вот и начались разговоры, хохот, интрига. Я поняла, что поезд тронулся и народ начал в эти загадки-отгадки вовлекаться.

…Следующий шаг был такой: «Теперь каждый загадает про то, как зовут сидящего рядом». Каждый, конечно, расположился рядом со своими знакомыми, но загадывать-то приходилось тем, кто с ними незнаком. Вот вам и блеск ребячьих глаз, и неожиданность, и особая атмосфера.

Главное в работе с таким временным составом – предоставить возможность каждому человеку показать себя. В этом отличие от школы, где на ребенке может висеть груз прежних ролей. А тут я – неизвестно кто, и кто мы все – неизвестно.
Вот это самое первое (нулевое) задание, мне кажется, было очень важным моментом. Оно не только стимулировало в течение всех последующих дней дальнейшее взаимное знакомство, но и прямо с первого же дня утвердило особый стиль жизни: добровольность участия во всех делах. Стиль общей посильности, равномерности и равноправности.

…Ну а потом я хотела им еще какое-то задание дать, но подумав: урок у нас здесь, что ли? – вовремя остановилась и отпустила всех обустраиваться по палатам, получать постельное белье. Кураторы (вожатые, по одному на 3–4 комнаты) договаривались о дежур­стве по комнатам и по столовой…

Не сразу утрясался быт, но что примечательно: командного ора и крика всю нашу театральную смену не было вообще.

Круги имен и улиц
Замечательная вещь – эти круги. Они дают очень много и в вопросе добровольности, и в налаживании общения

Когда на обеде все собрались в столовой, кураторы прошлись по столам и сообщили, что после обеда 2-й сбор, уже на спортивной площадке, что справа от корпуса.

На спортивную площадку стеклась все та же толпа, что была в холле. Знакомые, конечно, жмутся к знакомым, стоят кучками, и, разумеется, этакое взаимное почесывание рогов.

И тут, значит, я говорю: «Встаньте в круг по алфавиту имен».

– Как это по алфавиту имен? Мы же имен не знаем, – начали было некоторые, а мы с кураторами между тем уже сами среди них бегаем и ищем себе место в круге.

По алфавиту имен вставали долго. Ошибались: «Т» – в одном конце, а «С» – совершенно в другом. Это они про то, где «хвост», где «голова», не договорились. В общем, процедура была долгая. Но опять же таки – больше смеха, чем недоумения: что, дескать, я тут вообще делаю и куда это меня толкают? Недовольство и бестолковщина довольно быстро рассосались.

Когда все наконец разобрались, новое задание: встать по алфавиту улиц. Этот второй круг возник, как и следовало ожидать, уже чуть быстрее.

Вообще-то в театральной педагогике известно, что подобные круги дают очень много и в вопросе добровольности, и в налаживании общения между собой. Замечательная вещь.

Идея «визиток»
Нам было важно, чтобы на сцену вылезли все

Наконец началось первое объединение во временные рабочие группы. Использовали мы нашу всегдашнюю социоигровую технологию: на первый-восьмой рассчи-тАйсь! Первый, второй, третий, четвертый... Первые – шаг вперед – вот вы все и есть первая группа. Вторые – шаг вперед – вы вторая группа. И так далее.

Заметим, что первые пять дней (из двенадцати) составы были абсолютно сменные и с проживанием в палатах никак не связаны.

И вот когда все объединились по восьмеркам, было дано такое задание: каждый из участников группы (а таких групп оказалось восемь) вспоминает любое стихотворение, хоть детское: «В лесу родилась елочка» или «Наша Таня громко плачет» – все что угодно.

Когда в каждой команде наконец-то припомнили какие-то стихи, то было объявлено, что вот из всего этого к вечеру надо приготовить концертный номер.

Шестнадцать человек из одного театрального коллектива и четверо из другого готовы были прямо сейчас выступить со своими номерами. Но поскольку не все были с такими «визитными карточками», то их показ мог разделить лагерь на две половины: играющие и неиграющие. А нам было невыгодно, чтобы кто-то сразу почувствовал себя зачисленным в категорию только зрителей или только актеров. Наша главная идея была в том, чтобы на сцену вылезли все!

И вот тут началась смешная штука. Некоторые восьмерки прямо тут же стали что-то репетировать, не обращая внимания ни на кого. Репетиции продолжались все послеобеденное время, поскольку тихого часа не было. А так как погода была хорошая и можно было купаться, играть в футбол-волейбол или как-то по-другому осваивать территорию, то мы немного паниковали: вдруг будут выступать не все, вдруг будут отказы? Кураторам было разрешено слегка помогать, что они тут же и начали.

Все восемь показов
С разным уровнем энтузиазма, робости и шума

И вот после ужина все расселись в кинозале по своим восьмеркам. От каждой мы вызвали по посыльному, и те по считалочке определили очередность выступлений. Никто из посыльных об отказе не заявил, хоть на ужине до меня и доходили какие-то слухи типа «не знаем – не умеем – ничего не получится». Стало быть, наш социоигровой прием опять сработал на все сто.

И вот восьмерки по очереди стали выходить на сцену. Там большой зрительный зал, с высокой сценой и ступеньками. Кресла стоят по стенам в два-три ряда, так чтобы посередине можно было плясать, играть или делать все что угодно.

Мы объявили, что представлять свои концертные номера можно и на сцене, и на полу зрительного зала, как хотят. И – о чудо! – все восьмерки вышли и что-то такое показали.

Номера исполнялись с разным уровнем энтузиазма, шума и активности. Многие – очень робко. Конечно, почти у половины команд была «Наша Таня», но зато разыграно по-разному: то ее кто-то пихал в бок, то кто-то рожицы строил и так далее.

В основном восьмерки выступали, стоя толпой. Когда один читал, другие в это время что-то там показывали: дергались, кривлялись. Зрелище довольно скромное (но ведь было сказано: как можешь), зато все вышли на сцену, никто никого не подвел.

Зрители на смешные моменты очень живо реагировали. Когда что-то нравилось, кричали: «Молодцы!». И, конечно, вопили, как теперь заведено на всех массовых модных представлениях.

Гастрольные номера
Это был такой специфический момент – и художественный, и педагогический

А после всех показов на сцену вышли те два театральных коллектива со своими гастрольными номерами. Сначала «Три музы» показали «встречу нового учителя на уроке». Под громкую фоно­грамму (из оперных арий Россини, Моцарта, Верди на итальянском и немецком языках, то есть слова были непонятны) юные актеры разыгрывали судьбу учителя в новом классе.

Второй коллектив показал пантомиму: два клоуна и девушка. Победитель и побежденный – этакий традиционный сюжет. Зрители опять поорали, похлопали – всем все понравилось.

После этого главный режиссер всего этого мероприятия, мой ассистент Владислав Виленович (который для всех был просто Владом), неожиданно сказал, что и он хочет показать свою «визитную карточку». И начал наизусть читать Гомера – отрывок «У Циклопа» из «Одиссеи».

И полчаса зал сидел, замерев. Слушали все. А текст этот такой сложный, и его так много. И сразу – как вам сказать? – у всех собравшихся как бы замерцало представление о каком-то новом, высоком уровне театрального искусства. Это был такой специфический момент – и художественный, и педагоги­ческий.

В конце – овации. Шквал аплодисментов.

И себя, и коллег-кураторов я поздравляла с первым столь удачно прошедшим днем.

И было понятно, что с утра завтрашнего дня мы уже вплотную работаем над спектаклем. В ближайшие дни режим будет таким: утром читаем сказку –
вечером смотрим показы.

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Итак, после завтрака весь лагерь собрался на стадионе. Зачем – дети не знали. А им должны были прочитать одну из сюжетных линий вариативной сказки Татьяны Ярыгиной «Цыпленок Солнышко» (текст сказки и правила чтения см. на стр. 25. — Прим. ред.), чтобы вечером каждая из временных восьмерок показала свой вариант.

Сбор на стадионе
Этот день был особенно красив решением проблемы опозданий

В 10 часов сбор. Как вы понимаете, без пяти десять мы с Владом уже сидим на стадионе, готовые читать текст. Первые появляются без трех минут – остальные не чешутся. И вот начинаются этакие вольные разговоры: раз еще не все собрались, так давайте поболтаем.

Ровно в 10.00 «включаю машинку» – громко и размеренно начинаю считать: раз, два, три, четыре, пять... И так до того времени, пока очередной опоздавший, появившийся на горизонте, не подойдет и не сядет в наш круг. Пришедшие довольно скоро включаются в эту нехитрую игру. И вот мы уже все дружным хором ведем счет секунд для каждого из опоздавших...

Надо сказать, что для современных школьников это наиболее приемлемый (и в то же время весьма действенный) способ подогрева организованности. Ведь в своих дворовых играх они часто пользуются счетом: раз-два-три, замри! Что это такое: раз-два-три – они знают.

Ну вот наконец под эту нашу считалку-кричалку все собрались.

Твое место в круге
Когда перестают кричать про себя и начинают спрашивать про другого

Когда все были в сборе, начались так называемые круги: встать то по алфавиту улиц, то по номерам квартир, то по месяцу или числу рождения. Когда в первый круг встали, проверили: вроде все стоят правильно. А тут уже задание во второй круг вставать по другому принципу. Опять зашумели, зашебаршились. Путаница пошла с расчетом, ну и, как всегда, крик, ор – все-таки почти 70 человек. Но на стадионе места много, так что пожалуйста…

Конечно, иногда на них приходилось сердито так покрикивать, чтобы быстрее находили места. Иногда, наоборот, ласково, почти на ушко: ну что же вы тут встали? А иногда и шутливо:
– Сэр, почему вы сидите в углу?
– А жду, когда все встанут по своим местам, тогда и я пойду…

Во всем этом для меня главным была не столько тишина и порядок, сколько то, как быстро они перейдут к вопросам, когда они наконец перестанут кричать про себя и начнут спрашивать про другого. Для тренировки навыка совместной работы, без которого ни один спектакль не поставишь, это ой как существенно.

Ведь круг работает на что? На то, что я, имея какую-то свою информацию, начинаю искать ей место среди информации других людей. Моя информация не зависит от твоей, но по одному из условий мы можем стоять рядом. Например, если у тебя первая буква та же, что и у меня, то мы рядом. Но мы все ж таки чем-то отличаемся. Вот такие рабочие представления вводятся через задания, связанные с кругом.

Друзей не едят
Этот сюжет предстояло сыграть вечером

Потом поделились на новые восьмерки. Посмотрели друг на друга и группами сели слушать, что сегодня вечером нужно будет сыграть.

Но перед чтением мы назначили группу, которая будет выбирать сюжетные ходы сказки. Ею стала та восьмерка, которая сумела собраться самой первой (так мы поощряли расторопность, которая для театрального искусства имеет большущее значение).

Ну, разумеется, восьмерка в своих выборах сюжетных ходов шла по самому предсказуемому пути. Дочитали до вопроса: «Пойдет ли цыпленок гулять?» – тут же решили: КОНЕЧНО, ДА! Дошли до выбора: «Будет ли он играть в прятки?» – Разумеется! И так на всех шагах сюжетного выбора.

И вот мы доехали до Лисы. Цыпленок убежал от Лисы. Друзей не едят – такой был финал при первой читке нашей вариативной сказки.
Вот этот сюжет вечером и надо было каждой восьмерке показывать.

Что делать с кураторами?
А пусть наравне с другими покажут свой вариант

Когда мы с Владом еще только собирались в лагерь, нам не давала покоя вот какая проблема: с детьми-то мы как-нибудь справимся, худо-бедно, а играть будут, на сцену их – так или сяк – выведем. А вот что нам делать с кураторами? Вдруг каждый будет мнить себя заправским режиссером, на себя одеяло тянуть и иметь соб­ственное бесценное представление, каким должен быть детский спектакль. К тому же мы ждали, что большинство кураторов будут составлять женщины.

Но руководитель проекта Елена Анатольевна Аккуратова нас успокоила: «Во-первых, в кураторы я пригласила в основном мужчин. Во-вторых, все они молоды и готовы не только детей учить, но и сами учиться. Поэтому-то и в лагерь едут, чтобы поднабраться уму-разуму».

Действительно, кураторами оказались люди от 18 до 30 лет, все более-менее играющие, с опытом работы в детских театральных коллективах и без амбиций. И поэтому для них представление о том, что такое работать на сцене, было связано не только с профессиональной радостью, но и с профессиональными проблемами…
А все это я рассказываю к тому, что на первом «педсовете» было принято решение, что вечером в числе других свой вариант покажут и кураторы. Для этого они до обеда и после полдника соберутся все на той же спортивной площадке для репетиции. Мне было важно «снять их с детей», то есть сделать так, чтобы они не вмешивались в ход первых детских репетиций, чтобы дети почувствовали себя максимально самостоятельными.

А во-вторых, нам с Владом нужно было хоть как-то сориентироваться в их собственных предпочтениях и актерских «школах».

До обеда все кураторы репетировали с Владом. А дети репетировали самостоятельно. Причем, как вы понимаете, был прочитан сюжет достаточно большой. Там и птичий двор, и сцена под лопухом, и лисья нора – в общем, и мест действия, и персонажей довольно много. Утром прочитали, а вечером уже спектакль надо играть.

После обеда я заглянула к кураторам на репетицию. Хотелось выяснить, какого же уровня их исполнительская культура, какие основные места нужно подправить, укрепить, что-то, может быть, снять, а что-то добавить. И выяснить, на что же в дальнейшем можно опираться.

Прием легкого пожелания
Умерьте свои аппетиты, тогда у детей что-то да получится

Как только взрослые взялись играть детскую сказочку, начался этот поросячий писк, который тут же резанул мое ухо. Поэтому первую нашу встречу я посвятила реанимации их нормальных человеческих голосов. Ведь необязательно же, если я махонький цыпленок или лисенок какой-нибудь, так сразу переходить на писк. А тут все – даже дятлы и те пищат.

Пришлось повозиться. Ну, естественно, оттого, что я им сказала, что так не надо делать, толку было не очень много. На вечернем выступлении некоторые кураторы все еще пищали по-прежнему. Но сама тенденция к возврату человеческих голосов уже наметилась.

Подчеркну, что с кураторами я не вела занятие в полном смысле слова. Я зашла на репетицию как бы только на минуточку. Подкинула пару советиков и ушла. Мне важно было дать им пример этого методического приема – легкого касания, легкого совета, пожелания. Чтобы они потом сами на репетициях не садились детям на шею, а давали совет и отходили в сторону…

И вот что интересно. На третий или четвертый день Лена Аккуратова рассказывает, что подбегают к ней три куратора (выпускники ее театра «Три музы») и говорят: «Елена Анатольевна, вот мы с ними работаем, а они делать ничего не хотят. Мы их тянем, а они никак не хотят работать».

Я Лену спрашиваю: «Ну и что же вы этим кураторам сказали?» И она отвечает: «То же, что и вы нам говорили: перестаньте на них давить, и они все сами сделают. Вы же хотите, чтобы они делали так, как вы им говорите, а вы перестаньте этого хотеть – тогда что-то да получится».

Ох, как я тогда порадовалась. Ведь действительно, когда старшие свои собственные желания и представления о том, как и что должно быть, умеряют, то многие проблемы как-то сами по себе незаметно рассеиваются.

Восемь версий одного сюжета
И все разные, и куча великолепных находок!

Вечером собрались, и началось выступление… Что значит доверять детям! В первом же показе было полно великолепных находок. Девочка маленькая встала на четвереньки и накрылась белой простыней – получилось яичко. В первый раз – и уже такой подарок! Уж не говоря о том, как лисенок падал в яму, как лиса по-хищному смотрела, как ежик с ней разговаривал. А как они кувыркались! Они максимально использовали пространство: то по авансцене, то по зрительному залу ползали и прыгали, то падали со сцены, то катились по ступенькам.

Одна восьмерка куриный двор делала на полу зрительного зала, а другие сцены играла, забравшись на сцену. Декораций не было. Лопух они, например, изображали руками. Не было и костюмов, разве что простыня.

Ну в общем, это было настолько замечательное детское творчество! Причем такое живое-живое…

Как особо талантливые для меня лично пока никакие дети не отметились. Кстати, в самый первый день, когда показывали визитки, одна девочка сказала: а я хочу попеть. В коротеньких штанишках, сверху символическая маечка и с босыми ногами – прыг на сцену и запела громким голосом. Да еще на иностранном языке! Тогда я охнула. Думаю: эта девица нам даст жару. Раскованность, помноженная на простоту, – это гремучая смесь. И вот ее работу я, естественно, смотрела особо внимательно. Но деловые качества у нее оказалась вполне крепкими. Она занималась делом, и занималась довольно активно.

Восемь раз мы смотрели разные версии одного сюжета. Смотрели, как по-разному группы решали сюжетные проблемы. И, конечно, был писк. Пищали все напропалую. Но чтобы уж чересчур наигрывать – такого не было.

Подчеркну, что за весь день никто не приходил уточнять текст: что запомнили, то и играли.

Разоблачение наигрыша
О том, что не надо зрителя держать за дурака

А потом свою работу показывали кураторы. Они тоже были без костюмов. Просто они начали кудахтать, ходить, смотреть и клевать. В зале же начался такой восторг, такой хохот, что, как потом признавались сами кураторы, они всем этим были так оглушены, что вообще забыли, что нужно делать дальше. Они забыли слова, перепутали мизансцену. Превратившись в кур, некоторые даже забыли, кто будет играть цыпленка.

Конечно, на репетиции они поработали: кто-то учел замечания Влада, кто-то – мои советы. И у них были свои интересные находки. Но был у них и откровенный наигрыш. Если у детей был всего лишь некоторый форсаж (не такой уж и большой – все они маленькие, легкие), то у кураторов – махровый наигрыш. Как-никак взрослые актеры играют!

В конце я беру заключительное слово. Хотя трудно было выбирать лучшую работу (столько было всего хорошего), но мы все же решили, что лидирует восьмерка, которая показывала куриный двор прямо в зрительном зале. Поэтому новый ход пьесы завтра будет выбирать она.

Ну а потом я у всего зала спрашиваю: «А откуда наигрыш берется, как вы думаете?». Я практически каждый раз после вечерних показов выступала. Или давала какое-нибудь задание по актер­ской технике. На пять минут сразу всему залу. Так сказать, сеяла театральную культуру.

В тот первый раз я решила, что надо по-крупному наехать на наигрыш и писклявый голос. Если ты веришь, что зритель у тебя умный, то ты не будешь наигрывать – зритель и так все поймет. Ты же сам зритель, ты же не любишь, когда нарочно кривляются и представляют. Так не надо зрителя считать за дурака и разжевывать ему свою мысль, доводя ее до кривляния. На сцене лучше вести себя по правде.

Кураторы поняли, что это наезд на них, и вечером мне об этом сказали. Пришлось их несколько успокоить: «Ну нет, почему про вас? Про всех». И помогло. Вот ведь как: если все вместе и добровольно, то не получается таких глубоких ран, которыми надо специально заниматься.

Итак заканчивался замечательный второй день. Подводя итог детских показов, я обнаружила, что практически во всех отсутствовал финал. А финал должен быть и у спектакля, и у каждой сцены. И вообще это в театральную культуру входит – что такое играть финал. Поэтому с кураторами было решено, что утром мы займемся финалами.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Утром третьего дня все собрались на стадионе. Сделали для разминки круг и объединились в новые группы по 5–6 человек.

Проблема финала
Что же предложат дети?

Затем каждой группе нужно было вспомнить финал варианта, который вчера показывали на вечернем просмотре: друзья поиграли-побегали, солнышко зашло, пора расходиться, и Цыпленок побежал к себе домой, а Лисенок – к себе. Так вот, как же сделать этот финал?

Обычно финал спектакля выстраивает режиссер. И, как правило, с финалами всегда возникают проблемы. Действительно, вот два друга вместе играли-играли, бегали-бегали – и до свидания! Как же это придумать? И мы решили: что ж самим-то выдумывать! Интересно, что предложат дети? И опять выяснилось, что дай только детям возможность самостоятельно поработать, как результаты не заставят себя ждать…

Группы разошлись по разным углам стадиона и начали готовиться. Причем так получилось, что одна группа оказалась сплошь мальчишечьей. Стоим мы с кураторами кучкой в середине стадиона, и я им говорю: может быть, за той группой мальчиков надо посмотреть? Они разлягутся сейчас где-нибудь под деревом и будут лежать. И тогда один из кураторов пошел к ним. Так они его прогнали! Сказали: уйдите, мы всЕ сами сделаем.

Так что кураторы вместе со мной слонялись в центре стадиона. Мы в детские репетиции не вмешивались, а если кому-то и давали советы, то не в лоб, а по касательной.

Место действия
Про то, как зрители бегали от канавки к лопухам, а от лопухов к елкам

Отличительной особенностью третьего дня было то, что в дет­ских показах впервые значимым оказалось место действия. Одно и то же действие группы разворачивали в совершенно разных местах. Были использованы и елки, и канавка, и песчаная прогалина, и заросли лопуха. А мальчишки нашли в конце стадиона старенький шалаш и, поставив зрителей вокруг, играли свой вариант именно в нем.

Те, кто был уже готов, кричали: «Мы готовы!» – и туда сбегались все свободные зрители. Только успевали отсмотреть один вариант, как из другого конца стадиона доносилось: и мы готовы! И через все поле – туда.

От места к месту команда зрителей все время увеличивалась. И каждый раз зрителям приходилось побегать. Так что работа была в буквальном смысле слова напряженной.
После каждого показа хлопали в ладоши, благодарили. Как вы сами понимаете, изюминка наша заключалась в том, что это не исполнители приходят тебя – зрителя – развлекать, а ты сам прибегаешь посмотреть на их находки, подивиться их талантливости. Увидишь – так увидишь. Не увидишь – так не увидишь.

Советы исполнителям
Но не главного режиссера, а самих исполнителей – друг другу

В этот день мы впервые ввели «советы исполнителям». Если группа посмотрела работу другой группы, то она может давать советы и делать разные замечания. Ну, естественно, все друг другу что-то советовали.

Вот если бы ты не все время вокруг елки бегал, а немножко под елкой посидел… Или не стоял бы спиной к зрителям. Или не загораживал бы партнера. Или громче бы с ним разговаривал… Советы были и по мизансценам, и по достоверности игры. Настоящие канавы и лопухи задавали тон. Все можно было делать по-настоящему: и спрятаться как следует, и тучу на небе увидеть!

На кураторов большое впечатление произвело, что дети в своей игре выдерживали соревнование с натуральной природой. То есть достоверно играющий ребенок около натуральной елки – это вполне реальная эстетическая ситуация. Диссонанс возникал, когда исполнитель начинал кривляться. А вот когда он на самом деле играл в прятки, на самом деле разговаривал (то есть не пищал, а на самом деле спрашивал и интересовался; не делал вид, что отвечает, а на самом деле отвечал), то зрителям смотреть на него было одно удовольствие.

Из всех работ особо выделялся вариант Наташи. Она играла Лисенка, который хоть и был маленьким, но уже хищником! Им он оставался даже во время игры с другом в прятки. В прятки достоверно играли многие. Наташе же удалось показать, как играет-забавляется будущий хищник.

Осталась одна минута!
Про то, как Влад «разобрался» со временем

Времени на подготовку и показы ушло с полчаса. Ведь все происходит моментально. Им только дай задание, как они тебе его уже готовы показывать.

Влад, правда, сначала объявил, что на подготовку дается 15 минут. Я охнула: им же нечего будет делать в эти самые бесконечные 15 минут! И начнут они тогда под елками лежать, или уйдут загорать, или играть в футбол. Все это я Владу высказала, и он через полторы минуты «схулиганил»: взял и объявил, что осталось всего две минуты! Тут же все лихорадочно бросились репетировать. Еще через какое-то время Влад кричит: осталась одна минута!..

Так он по-хулигански свою педагогическую оплошность исправил.

Любой вариант, любой эпизод
Мы: интересно, а какие эпизоды им интересны? Они: интересно, а как бы я сыграл эпизод другой группы?

Ну а потом весь лагерь уселся тесной кучкой на скамеечки, и началась читка. Теперь уже все хотели послушать, а что будет, если выбрать по-другому. «А давайте еще один вариант прочитаем! Сейчас мы выбрали вариант, когда Цыпленок пошел в комнату. В результате он оказался в клетке. А если бы он пошел во двор?»

Таким образом, мы услышали две новые концовки. А на вечер было дано задание показать любой эпизод. Теперь уже не связную историю, а всего лишь эпизод. Притом любой. Нам было важно узнать, какие эпизоды у них в голове укладываются и какие представляются им интересными.

Можно себе представить, какие споры друг с другом им пришлось выдержать. Один выбор эпизода мог привести к скандалу, а тут еще и представление о выборе разных мест действия появилось…

Были эпизоды и в клетке, и в гнезде, и с Вороной, и с Кариком… Много было самых разных вариантов и постановочных решений. Конечно, разнообразие и выдумка поражали: где на динамики влезали, где по стульям носились, где под стол залезали. Творческий запал зажигал и исполнительское мастерство.

На этом вечернем показе мы организовали выход команды на команду с замечаниями и соображениями. Если утром на стадионе, они, играя один и тот же эпизод, обогащались тем, что сравнивали свой вариант с вариантом чужим, то это были одни советы. А вот вечером, когда они играли уже разные эпизоды, то и характер советов уже был другим. Каждый зритель мог более абстрагированно смотреть, как решался тот или иной сюжет, и попридумывать, а как этот эпизод он решил бы сам.

Этот поворот в их зрительских отношениях к увиденному для нас был очень педагогически важен, а для них – эстетически полезен.

Бутылочное озеро
Про то, как возникло одно режиссерское решение

Уточню, что первые пять дней работа над спектаклем сводилась к тому, что все были заняты эскизами к сказке. Сначала мы смотрим эскизы одного и того же сюжета. Потом эскизы на одну и ту же тему (утренние показы на стадионе). Наконец, эскизы на темы разные.

И вот замечательно, что на вечернем показе следующего дня одна из команд дружно заявила: «А наш показ будет не в зале. Всем надо идти на озеро». И все мы пошли на озеро. Там был эпизод с тонущим Цыпленком. И все были потрясены тем, что мальчик, довольно достоверно взвизгнув «Тону-у-у!», на глазах у всех в самом деле ушел под воду.

В это время из кустов пулей вылетел пес Буль. Он действительно бежал спасать тонущего! Мы ахнули: вот это мобилизация! А поскольку вчера я им чуть-чуть рассказала про мобилизацию, то тут все поняли, что она может выглядеть вот так шикарно. И еще всем стало понятно, что сыграть в спектакле «тону» – штука трудная.
А вот группа, которая показывала эпизод с лягушками, тоже связанный с водой, озеро устроила на сцене. Они придумали из бутылок брызгаться. Стоят лягушки, друг перед другом дрыгаются в стиле рэпа и поливают все вокруг из своих пузатых бутылок. Получилось очень интересно. И тогда возникло решение, что в нашем спектакле озеро будет не настоящее, а бутылочное.

Ну и, конечно, все поняли, что каждый замечательно сыгранный этюд войдет в спектакль.

Оценка факта
О деликатесах исполнительского искусства

После вечерних показов я устраивала коротенькие пятиминутные сообщения по технологии актерского мастерства. Именно тогда дети впервые услышали такие актерские термины, как мобилизация, вес. А для того чтобы разворачивался в этюде сюжет, совершенно необходимо было дать детям представление об оценках – так в актерской профессии именуются моменты удивления и стопов.

Дети, более грамотные или чуткие, сразу схватили суть дела. Но, конечно, мое объяснение сработало не для всех. Не все выделяют в поведении людей эти едва приметные моменты, не все осознают их огромную значимость, и уж конечно, никто не привык о них что-либо говорить или как-то эту проблему обсуждать.

Вот я и предложила ребятам вспомнить, когда нечто подобное оценке им в их этюдах попадалось. Кто вспомнит, тому нужно было выйти ко мне в центр зала. Человек 5–6 сразу же сорвались с места и понеслись ко мне…

И вот здесь-то впервые и засветились дети, особо одаренные к актерской профессии. Для них этот профессиональный разговор о «деликатесах» исполнительского искусства оказался желанным, азартным, интересным. Не потому, что мы их в этом тренировали или чему-то подобному учили. Вовсе нет. Они сами по себе на эту проблему уже каким-то образом почти вышли и поэтому с легкостью и вспоминали о своих удачах и промахах, связанных с актерской оценкой факта.

Конечно, их рассказы были не очень точны, конечно, они путались и ошибались. Смену мобилизации – сердцевину оценки – они иногда путали с чем-то другим (например, со сменой в пристройке). Но это не так важно было. Главное, что все они бросились рассказывать о некоей смене, которая для них обнаружилась в ходе исполнения того или иного эпизода.

А путались они чаще всего в том, что, когда опасность увеличивалась, то их персонаж огорчался. А эти вещи для актерского искусства при всей схожести все-таки разные: огорчился ли мой персонаж, или он понимает, что вокруг него сгущается какая-то опасность.

И даже то, что дети в этом путались, было замечательным подтверждением их природной чуткости к нюансам человеческого поведения.

На мой взгляд, коллективный рывок в мастерстве, который в этот день явно стал очевидным для очень многих, был тщательно подготовлен всем предшествующим. И в первый день, когда они читали детские стихи, и во второй день, когда многие старательно пищали, изображая собой цыпленка. И наконец, сегодня: и работа над концовкой, и выбор разных мест действия, и курс на достоверность и естественность, и даже на художественное сочетание этой достоверности с условностью формы (лягушата с рэпом и бутылками). Все вместе это складывалось в заявку на некую эстетическую целостность. Котлетка обещала быть съедобной.

ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ

На утреннем занятии мы попросили выйти на середину всех цыплят. Мальчики и девочки, которым удалось за эти дни в своих группах (напомню, что они каждый день были пока сменными) сыграть героя сказки, собрались в центре зала.

Профилактика премьерства
Пожми руку тому, кто больше всех понравился

Каждому нужно было вспомнить, чья роль ему больше всего запомнилась. А вспомнив, подойти и поблагодарить (пожать руку) за незабываемость впечатлений.
И тут все побежали кто куда: одни в центр, другие из него. Кто спешил поблагодарить Буля, кто Лису, кто Клумбу (был у нас такой не предусмотренный в сказке коллективный персонаж). Кто-то, конечно, благодарил того или иного Цыпленка. И детям как-то стало очевидно, что все дело не в центральном герое, а в исполнении: большие роли не всегда оказывались главными или самыми запоминающимися.
Так мы сняли в нашем лагере проблему премьерства, коварно подтачивающую и разрушающую рабочий настрой во многих дет­ских театральных коллективах.

Мастерские по интересам
А купаться – по договоренности

К этому времени выяснилось, что человек десять в лагере захотели читать «Одиссея» – мастер­ства поднабраться. Поэтому Влад стал с желающими после обеда заниматься лепкой фразы.

И остальные тоже по кураторам разбились. Одна из кураторов с желающими