Архив
По Аргунскому ущелью
* походные страсти
Владимир ЕГОРОВ,
учитель физики, г. Одинцово Московской обл.
Путевые заметки классного руководителя
За время моего учительствования в Грозном – а было это в 70-е годы – я почти каждый год ходил с учениками в горы. Лучше всего запомнился поход с девятым классом. Пошли только десять человек.
Среди нас не оказалось чеченцев (их в этой школе вообще было мало – казачий район). Но я не боялся идти, потому что мой комсорг Саша был очень сильный физически парень, да и остальные – крепкие ребята. Они сказали: не бойтесь, мы за себя постоим. Тем более девчонок с нами не было. И был Сашин пес – сильная овчарка Акбар.
До села Советское добрались на попутках и пошли. Я сейчас вспоминаю и поражаюсь своему тогдашнему легкомыслию. Определенного маршрута не было. Так, пошли наобум, и все. Карты не было. Дорогу просто запоминали…
Сила духа
Это не были еще снежные горы – максимум два километра над уровнем моря. Мы сделали привал на окраине селения. Оставили Акбара сторожить наши вещи и пошли на разведку.
Не успели отойти, как заметили, что в метрах пятидесяти показалось несколько местных собак – кавказских овчарок. Я уж не знаю, волкодавы они или нет, но уши обрубленные.
И вот от них отделился один пес. Мы его рассмотрели – в рубцах весь, седой. Видимо, вожак. Он пошел по направлению к нашему Акбару. Вожак идет точь-в-точь походкой хозяина этих мест, он абсолютно уверен в себе, идет лениво, небрежно. А наш, по-моему, начинает трусить.
Вожак подходит к Акбару метра на полтора, поворачивается боком, поднимает заднюю правую ногу и делает на нашего отважного героя «пс-пс-пс». Поворачивается и той же непринужденной походкой идет обратно.
А наш-то даже не тявкнул. Как-то сжался весь – видимо, почувствовал силу духа.
Кастрюля молока
Мы шли мимо селения и притормозили возле уединенной сакли. А было жарко, и очень хотелось пить.
Мы открыли калитку и вошли во двор. Навстречу – старик-чеченец.
Он понял, что мы хотим пить, и сказал: сейчас, подождите. И вынес нам кастрюлю, наверное, литров 4–5 молока. Мы говорим: пить, воды. Он сказал: нет-нет, пейте.
Мы не стали спорить и в общем-то с огромным удовольствием напились этого молока.
Честно говоря, я был приятно удивлен благодушию, с которым нас встречали местные жители.
Дешевый шашлычок
Мы разбили очередной бивуак, и ребята пошли гулять. Вернулись через пару часов и принесли барашка килограммов на 5–6. Я спрашиваю: откуда?
– Нам попался пастушонок, и мы у него за 5 рублей купили барашка.
– И что мы с ним будем делать?
– Не беспокойтесь, мы кавказские жители, мы знаем, что с ним делать.
Они на моих глазах острыми ножами сняли с барашка шкуру, разделали, сварили отличный суп из потрохов. А из мяса сделали великолепный шашлык. В общем, мы наслаждались вовсю.
Наутро проснулись, вышли из палаток и вдруг видим, что окружены толпой чеченцев – женщин, детей, мужчин. Мы страшно перепугались.
Из толпы вышел один чеченец и объяснил нам ситуацию. Оказывается, этот барашек отбился от стада, пастушонок обязан был его найти и вернуть в стадо, но, польстившись на деньги, продал за совершенно баснословную цену.
– Такой барашек стоит не 5 рублей, а 25.
– Откуда мы могли знать ваши горные цены? Нам продают, мы покупаем.
– Теперь платите за него.
– У нас нет денег.
– Мы ничего не знаем, сейчас будем отбирать у вас вещи.
Я сказал ребятам тихонько: фотоаппарат припрячьте на всякий случай. Женщины были настроены воинственно, подначивали мужчину, чтобы он забрал у нас вещи. Но мужчина оказался благоразумным.
– Хорошо, давайте паспорт, мы вас найдем в Грозном.
– Паспортов у нас тоже нет.
Они что-то еще думали, совещались между собой. Мы тоже не знали, что делать. Потом мы говорим: «Вот есть у нас один документ – на собаку. Если хотите, возьмите».
Они еще посовещались, потом взяли этот документ и сказали, что по нему найдут нас в Грозном.
И действительно, когда мы вернулись из похода, они нас нашли – там был адрес хозяина собаки. Нам пришлось скинуться и 25 рублей заплатить.
Вот так мы поели дешевого шашлычка.
Могильники Таргима
Потом, уже работая в другой школе, я несколько раз водил ребят в это замечательное место – Таргим. Автобус нас подвозил к предгорью, дальше мы шли пешком.
Что такое Таргим? Это котлован, окруженный снежными горами. Идешь сначала вверх километров 15–20 по ущелью реки Ассы (это приток Аргуна, как раз там во время войны шли самые страшные бои). И вот спускаешься вниз, переходишь через висячий мостик (здесь я каждый раз напоминаю ребятам, что, исходя из явления резонанса, в ногу идти нельзя – мостик раскачается, и можно ухнуть) и попадаешь в котлован. А в нем заброшенное ингушское селение – множество 15–20-метровых башен великолепной кладки, остатки крепостных стен. Красотища!..
Потом мне рассказали, что когда Тамерлан пришел в эти края, то ингуши по ущелью Ассы спасались, там и соорудили эти башни, которые оказались неприступными для Тамерлана. Место совершенно фантастическое, такое конан-дойловское место. Затерянный мир. И никого, ни одной души кроме нас…
Ребята подобрались неравнодушные к природе, одухотворенные. Они действительно и красоту воспринимали, и трудности походные любили. Задушевное у нас было общение. Вечерами обязательно – пение под гитару. Я даже «Мцыри» им читал наизусть…
И вот как-то раз мы обнаружили в невысоких сооружениях между башнями груду черепов. Видимо, это были какие-то склепы, могильники. И ребята... стали хохмить: «бедный Йорик» и прочее. Светка взяла в обе руки по черепу, стала хохотать и кричать: «Фотографируйте, я веселая вдова». Вот в таком духе. Я тоже хорош – растерялся, стою улыбаюсь, тоже вроде принимаю участие в общем веселье.
И тут Ваха – а он чеченец – говорит: «Э-э-э, ну-ка прекращайте все это дело». И мы сразу почувствовали, что что-то нехорошее делаем, кощунствуем. Сложили черепа на место. Затихли как-то.
Вот у кавказцев есть это ощущение стоящих за их спинами предков, что это свято.
Сильное обезболивающее
А еще в этом походе я испытал, что такое тихий ужас…
Мы и так шли целый день, а тут я еще натер ноги до кровавых мозолей. Каждый шаг давался с трудом, ни на минуту не удавалось отвлечься от жуткой боли.
Подходим к развилке. Я решительно свернул на проверенную тропинку. И тут мои девятиклассники завопили:
– Давайте короткой дорогой пойдем! Это ж на целый час пути короче! Мы уже не можем! И т.д.
И я сломался. Пошел, так сказать, на поводу у масс. Тем более что тоже еле держался на ногах и хотел поскорее дойти до привала.
Я шел впереди. Вначале все было хорошо. Но постепенно тропинка становилась все уже и уже. Я продолжал упрямо надеяться, что авось все обойдется.
Мы шли, уже вплотную прижавшись к скале, внизу зияла пустота обрыва, глубину которого мы ощущали по времени падения камешков из-под наших ног. Смотреть вниз я запретил.
– Только вперед. Руками закрепляем каждый шаг. Если б не рюкзаки...
(Чтоб я еще хоть раз… Ноги мои, ноженьки! Наверно, сплошное месиво… Ну ничего, кажется, тропинка начала потихоньку расширяться… Только бы дождя не было…)
И тут сзади я услышал тихий голос Алены, который медленно, четко, с расстановкой и неумолимостью констатации факта произнес:
– Владимир Александрович, я падаю…
Жуть. Я хорошо помню: в этот момент я вдруг понял, что не чувствую свои ноги. Нет этой изматывающей, саднящей боли. Ничего не ощущаю…
Все обошлось. Мальчишки подхватили Алену. Мы повернули назад, обратно к развилке, и пошли по знакомой тропинке. Как только опасность миновала, включилась и боль в ногах…
Уже в темноте мы стали на привал.
Походы плюс классные часы
С «походными» ребятами у меня установилась очень прочная послешкольная связь. Они даже уговорили меня на полторы недели приехать к ним в туристический лагерь от нефтяного института. Потом находили меня в Москве, таскали к себе в МИЭТ, в Физтех. Через много лет звонили, приходили в гости.
Но все они еще и физикой были очень увлечены. Вот Игорь признался: институтская физика мне ничего нового не дала, все было сделано на наших школьных семинарах и факультативах.
Но в походах о физике мало было разговоров. В основном я свою вторую ипостась использовал – гуманитарную: пение, музыку, стихи, гитару. Философия, религия, политика, любовь, житейские взаимоотношения – вот в основном какие темы разговоров были. Сфера, так сказать, духа.
Настоящая близость учителя с учениками возможна только при классном руководстве. Это мое глубокое убеждение. Вот так, чтобы к тебе привязались, чтобы ты привязался через учебный предмет, и только, у меня не получалось.
На пресловутых классных часах на самом деле можно было, не выполняя предписаний, просто говорить за жизнь. А на предмете же ты связан временем.
Классные часы и походы, конечно. Я, например, когда перестал быть классным руководителем, больше ни разу с учениками в поход не ходил. Потому что только классный руководитель может на себя такую громадную ответственность взять.
Но вместе с ответственностью и права тоже. Я, например, говорил так: «Учеба – это ваше дело, вы можете получать ваши двойки, это не препятствие для похода. Но хамство, хамское отношение друг к другу, к девушкам, невыполнение поручений по части уборки – все, в поход не идешь». И я выполнял свои угрозы. Это великолепно действовало: тот, кто проштрафился и потом с завистью слушал походные рассказы, не хотел в другой раз оставаться дома…