«Я вошла и… растерялась»

* азбука общения

Записала Мария ГАНЬКИНА

Рассказы, недоумения и открытия Лидии Филякиной, учительницы физики, которая однажды пришла в начальную школу и… осталась насовсем

---

Проработав пятна­дцать лет учителем физики, я пришла в младшие классы, чтобы после смерти «деда», моего учителя и в жизни, и в педагогике Владимира Николаевича Протопопова, продолжить работу, которую он начал вместе с психологом Евгением Шулешко в начальной школе. Чтобы эта работа не пропала, чтобы она могла быть в надежных руках.

Я вошла в класс и, несмотря на свой солидный педстаж, сразу же растерялась. Растерялась оттого только, что множество глаз смотрят на меня с ожиданием! Ведь в первом классе проблем с дисциплиной нет, там все смотрят тебе в рот, все хотят тебя услышать. Это единственный класс, в который дети – все до одного – приходят с желанием учиться.

Они все хотят. Но, к сожалению, уже через месяц многие теряют… Нет, они не интерес теряют, ребенок не может потерять интерес. Он теряет другое – возможности свои. Он не видит их и начинает осторожничать.

Как это – «сложа руки»?

Учителя начальной школы – люди самодостаточные. Поэтому они сажают ребенка не с тем, с кем тот дружит. Они сажают детей в затылок друг другу и заставляют сидеть сложа руки 45 минут. А чуть что не так – окрик. Это для ребенка большое испытание.

Впоследствии я много работала с учителями начальных классов, ну и, конечно, хулиганила. Например, на первом же занятии я им говорила: «Вы меня извините, но я вас очень прошу — поставьте ноги на пол и сложите руки. Я буду говорить, а вы пять минут вот так посидите». Уже через минуту угадайте, что начиналось? Совершенно верно: ноги там, руки здесь, начиналось какое-то движение.

Выходит, мы, взрослые, не в состоянии выдержать эту позу. А дети? Их заставляли четыре урока так сидеть!

Конечно, в моем первом классе эта поза сразу исчезла.

«Не мешать учителю» – это как?

Буквально через месяц я заметила, что меня в классе как бы нет. Все тихо, все хорошо, все замечательно, но меня нет в классе. В классе я размножаюсь. То есть каждый ребенок смотрит только на меня, повторяет мои жесты, говорит мои слова, он уже не он – это я. Три­дцать шесть «я» плюс я сама – это страшно. Я затревожилась, заволновалась, думаю: как же дети-то, я же их не вижу, вижу только себя. А где же они?! И тогда я задумалась над этим и стала искать, что детям-то нужно.

Вот дети пришли в школу. Что им нужно? Прежде всего им нужно общение. А их рассадили. Маша, ты дружишь с Петей. Петя, сядь с Катей, с которой ты не дружишь. А ты, Вова, сядь с Федей, которого ты терпеть не можешь. Так ведь? И сидят они в рядочек, как в армии, в затылочек друг другу смотрят, не шелохнутся. А чуть пошевелился – учитель тут же говорит: «Положи руки на место!»

Я все-таки физик. У меня на уроках все ребята приборы щупали, разговаривали, и мне это не мешало. А тут я просто огорчилась. Я очень долго думала: откуда эта поза, зачем эта поза? И нашла – для того, чтобы не мешать учителю. Сидеть вот так и не мешать учителю, не взять ничего, не тронуть никого, не разговаривать ни с кем – только так.

…Пригласили меня раз в школу посмотреть, как работает одна учительница. Я села и сижу, смотрю. За урок учительница раз десять сказала: «Ты мне, Света, мешаешь. Ты мне, Петя, мешаешь…» Я ничего не могла с собой поделать и сказала учительнице: «Вы знаете что, у меня есть для вас совет. Вот тех, кто вам мешает, вы их всех отправьте за дверь и побудьте здесь одна. И тогда вам будет очень здорово».

Ну как это учитель говорит: «Ты мне мешаешь»?! Он что, стирать белье собрался? Или что? Он пришел к детям, и дети ему мешают – какой же он тогда учитель!

Как это – «заставлять»?

Я счастлива, что с какого-то там года запретили ставить отметки хотя бы в первом полугодии первого класса.

А ведь учителя начальной школы тогда рыдали. Я не шучу, я всерьез говорю. Молодые девочки плакали.

Я спрашиваю:
– Ну что ты плачешь-то?
– А как же я теперь буду их заставлять?
– А что ты их будешь заставлять?
– Учиться.
– А разве это можно заставить сделать?
– Ну да, я же двойку ставлю или пятерку ставлю!
– Смешно. Дети пришли к тебе и хотят учиться. Что их заставлять-то?
– А как же я с ними буду справляться?
– Ты о чем говоришь?! Справляться! Ты что, каратист? У тебя что, черный пояс, что тебе надо с кем-то справляться? В классе справляться не с кем, надо с собой справиться. И вообще, самое главное, о чем ты должна думать и чего бояться, – это то, что они тебя любить будут. Все до одного. Вот любовь – это уже действительно несколько боязно. Ответственность-то какая!..

А что же делать?

И вот я стала задумываться над самым элементарным вопросом: «Что же надо ребенку, который пришел в эти стены?» И для меня стало ясно: первое – это знаком­ство со сверстниками. А раз знаком­ство – значит, никакого строя. Они должны глаза друг друга видеть. Вот ведь как они сидят в детском саду? Либо за столиками, либо полукругом, правда? Скамеечки вот так ставят. Ну полосочкой. Но ведь эта полосочка не мешает трогать друг друга, видеть друг друга…

Второе, что нужно, – это развивать память. Многие дети не запоминают, потому что их не тренировали. Ребенок привык запоминать стихи, а что надо запоминать какое-то правило, ему и в голову не приходило. Он даже не думал, что это надо запоминать. «Чтобы найти неизвестное вычитаемое, надо из уменьшаемого вычесть разность». Это же надо заучить наизусть! Ну и, конечно, у ребенка может быть сдвиг по фазе, и он может сразу угодить в неблагополучные дети.

И я отправилась… в театр!

Я решила, что надо, во-первых, устроить детям место для общения, во-вторых, развивать их память. Кроме того, не мешать дет­ской фантазии, провоцировать ее, развивать: ведь то письмо, которое делает Евгений Шулешко, – оно же все на фантазии! Если нет фантазии, то и письмо чужое, и я тогда, выходит, чужую картинку срисовываю.

Ну а теперь скажите: где людей учат так, что у них между делом развиваются память, фантазия, воображение? Да еще учат взаимодействовать друг с другом! Угадайте, где такое место? Театральный институт. Театр. И я стала искать человека, который что-то об этом пишет, разумеется, для взрослых. И нашла книги Петра Михайловича Ершова, потом познакомилась с его дочерью Александрой Петровной Ершовой, и мы стали работать вместе. Теперь я точно понимала, зачем у меня парты стоят иначе. Теперь я могла видеть не тридцать шесть подобий меня, а – людей.

Я вообще людей не делю на взрослых и детей. Дети – это люди, к которым я отношусь с большим уважением. Более того, наберусь смелости сказать, что есть у меня одно достоинство (без кавычек), которое моей жизни и мешало, и помогало, – я люблю детей всех, как своих родных. Мне просто они чрезвычайно интересны – дети любого возраста…

…И вот я отправилась в Театр юных москвичей при Доме пионеров, что на Ленинских горах…

Пространство для жизни

Занятия с подростками вел Вячеслав Букатов. Но я не просто села в сторонке наблюдать и в тетрадочку записывать всякие театральные упражнения, которые он с ними проделывает. Я, тридцатипятилетняя училка, села в один круг со старшеклассниками. На равных.

Это были довольно умненькие дети, которые не пропускали промахов своих сотоварищей, моих в том числе. Поэтому, испытавши на своей шкуре, каково это, когда приносила что-то новенькое в свой класс, то уже знала, как сделать, чтобы человек не страшился, чтобы он был успешен, чтобы он мог сделать то маленькое заданьице, которое есть.

Ну и, конечно, самое главное – это пространство класса. В пространстве класса дети начинают жить. Я вам расскажу, с чего это мне вдруг взбрендило написать программу для начальной школы. Вы знаете, что во всех программах есть ЗУНы – знания, умения, навыки. Вы заметили, что в них нет ни слова о детях? А ведь в детском саду и в школе мы занимаемся и живем вместе с детьми!

Поэтому я сделала программу, которая говорит о детях. О том, как нужно построить единый, цельный день жизни, чтобы у детей в их общении друг с другом, в их сознании, в их познании что-то происходило.

Я назвала программу ИНОВО – интуитивно-образное возрождение в обучении. Мне хотелось, чтобы у педагога была счастливая возможность, обучая, сохранять в каждом ребенке данное ему от Бога. Сохранять нормальную жизнь на уроке. Сохранять ребенка как человека говорящего (а не только отвечающего учителю очередной урок), слушающего (и не только учителя), действующего (вместе со сверстниками).