Мешок удивлений за целый день | Журнал "Классное руководство и воспитание школьников" № 2007 год
Главная страница "Первого сентября"Главная страница журнала "Классное руководство и воспитание школьников"Содержание №7/2007

Архив

Мешок удивлений за целый день

* импровизация на заданную тему

Валентина ГУСЕВА,
с.Кладово, Ярославская обл.

Хроника одной экспедиции


Давно хотелось организовать экскурсию в музей…

Детям ничего не говорю, а сама уже хожу-брожу не один день, надуваюсь – лопнуть готова, на вопросы коллег не реагирую: думаю, зацепочку ищу. Нужна зацепочка – у нас ведь не город, музеев нету! А главное – детки что-то учуяли: в перемену вокруг стола толпятся, без причины яблочками угощают – ждут. А зацепочки все нет...

Есть зацепочка!

К этому времени я даже телевизор смотреть перестала – что-то листаю, ищу, читаю... И вот как-то раз краем уха слышу – как бы в ответ дикторше областного телевидения моя старенькая мама говорит: «А мы, милая, тоже на дне этого моря работали, лес валили, кирпичи таскали – подростками еще были, а работали!»
Стоп! Есть зацепочка! Более полувека назад началось «великое переселение народов» местного масштаба. Десятки тысяч людей из тысяч деревень и сел, из целого города Мологи были подняты и переселены в новые места проживания. Часть их осела в наших краях. Это уходящее поколение. Вот бы записать их воспоминания!

Ожидания и опасения

Но как все это сделать? Перечитываю материалы газеты по музейной педагогике, ищу помощи, нахожу кое-что, к этому кое-чему добавляю еще что-то и... решаюсь!

– Ребята, я хочу в Ратаевскую Горку сходить. Вы как, не составите мне компанию?

– А зачем?.. Пешком?.. На целый день?..

Оставляя в секрете главную цель, я говорю, что там живут много пожилых людей, хочется встретиться с ними, поговорить, пообщаться. Пойдем скорее всего пешком – обувь должна быть удобной (забыла сказать, что в резиновой ноги промокли в первой же луже, но, к счастью, никто не заболел).

– Давайте разделим листочек пополам и напишем в левой стороне, чего мы ожидаем от этой экспедиции (уж называть – так серьезно!), а в правой – чего боимся.

Собрав листочки, обнаружила, что ждут они гораздо больше: «приключений», «угостят пирогами», «всю дорогу будем смешить друг друга», «хорошей погоды» и т.д. Никто не написал: «общения с интересными людьми». А опасения были вполне серьезные: «нас не пустят», «все воров бояться стали – не откроют», «грустно будет – деревня почти пустая», «одни старики и старухи – что там может быть интересного?»

Предлагаю порвать на мелкие кусочки половинку с опасениями и развеять по ветру, а половинку с ожиданиями положить поближе к сердцу.

Договариваюсь с попутным автобусом, потому что чувствую: им-то хоть бы хны, а вот мне самой этот путь пешком одолеть тяжеловато будет. Договариваться-то договариваюсь, но ребятам ничего не говорю.

Открываю карты

Выходим ни свет ни заря – бодренькие, с рюкзачками. Километра не проходим, как нас «случайно» догоняет и подсаживает автобус. Все так обрадовались!..

Минут двадцать – и мы на месте. Опознавательный знак на дороге, почему-то стихают шутки, дети становятся чуть взрослее и серьезнее. (Вспоминается поездка в Хатынь: та же ситуация – смех и песни в автобусе стихают, как только появляется знак на дороге.) Есть в этом что-то. Точка. Отсчет. Здесь я должна открыть детям цель нашей экспедиции.

Говорю:
– В этой деревне четыре слоя населения. Из сорока трех дворов сейчас обитаемы только двадцать пять. Остальные заселены дачниками, но они уже отбыли «на зимние квартиры». Другой слой – это коренные жители, предки которых – древние богатыри «оратаи-оратаюшки», давшие еще в древности название деревне. Таких осталось очень мало – пять-шесть человек.

Есть еще переселенцы второй волны. Это люди, как правило, с несложившимися судьбами, приехавшие в эти тихие места искать свой последний приют, не умеющие и не желающие жить в ладу с деревенским миром. Их-то и боятся старики, потому и живут под запором, даже днем не открывая дверь случайным людям.

И четвертый слой – это переселенцы первой волны. Перед самой войной, когда стали заполнять чашу Рыбинского водохранилища, они покинули свои дома и поселились здесь. Очевидно, это были люди особой породы, потому что среди них много долгожителей.

Наша задача – послушать их, записать как можно больше, сфото­графировать. Договариваемся не входить в дом оравой, делимся на группы: одна работает в доме, другая – около.

– Что записывать? (Семиклассники – что с них взять!)
– Все, все, все! Рассказы, одежду, убранство дома, посуду... Около дома – постройки, растения, деревья, животных... Да мало ли еще что! (Вам повезло, что столь обобщенный ответ оказался в конечном итоге результативным. Могло быть и по-другому: слишком широкий диапазон задания подчас размывает цепкость взгляда, ведь «все» – это почти что ничего. Недаром мы обычно советуем помогать ученикам странными «ограничениями»: например, не «все-все-все», а «самое-самое» – из рассказов, одежды, посуды и т.д. – Прим ред.)
– Как долго будем находиться в доме?
– Ориентируемся по обстоятельствам. Если я поднимаю карандаш вверх – тихонько, без лишних разговоров собираемся.

Вести незваных гостей в чужой дом, согласитесь, немножко страшновато. Страшновато и за память старожилов – что сохранила она? Поэтому я и дала детям задание записывать все, что попадется на глаза. Потом, в классе, отсортируем.

В группы объединились по жребию и без проблем – все давно отработано. Ручки-тетрадки – в рюкзачках. Фотоаппарат готов. В путь!

Строчат мои спецкоры

Первая встреча – бабушка, которой уже далеко за семьдесят, колет дрова! Да так ловко! Успели щелкнуть.

А она уже радушно приглашает в дом, достает старые фотографии, документы, награды. Разрешает потрогать. А с какой любовью рассказывает о той, другой жизни. Смотрю – мои строчат. Кому-то на табурете удалось пристроиться, а кто-то прямо к стене лист приложил...

Бабушка долго нас не отпускает, расспрашивает, кто чей, вспоминает родителей, дедушек и бабушек – их добрый след на земле. А моим-то как приятно! Прощаются чинно, совсем по-взрослому, гуськом спускаются с крылечка…

Заглядываю потихоньку в тетрадочки, вижу, что не только пишут, но и рисуют... Предлагаю через пять минут собраться у колодца. А хозяин еще вычерпнул ведро студеной водицы и дал всем попить (зубы ломит!). Предупредил, чтобы не боялись: колодец на ключах, от такой воды никогда не бывает простуды.

Удивил вопрос Саши:
– Зачем вы строите дом? Ведь деревня все равно умирает – одни старики...
– Не умрет. Ты что думаешь, вся Россия умрет? Нет! Сначала мой внук поселится, а потом еще кто-то. Знаешь, как перед войной мы сюда приехали?..

Вот и рассказ, ради которого мы отправились в путешествие, – прямо на улице, да так интересно, хоть не расставайся.

А я уже посматриваю на часы, знаю, что надо еще зайти к тете Вале и тете Шуре и бабушку Любу нельзя обойти вниманием. А как не сфотографировать деда Колю, который оставил на войне обе руки, прожил без них, женился, хозяйствовал на земле, да и сейчас еще герой...

Пока деда Колю с бабушкой Симой фотографируем (дети: «Возьмите его под ручку!»), Катюша шепчет, что Саша пропал. Но в панику удариться не успеваю – Саша выскакивает из соседнего дома, за ним бабушка – его собственная! Улыбается, зовет в гости.

Я колеблюсь: удобно ли? Но уж очень хочется, вспоминается ребячья мечта о пирогах. Да и бабушка настаивает, говорит, что еще утром нас заприметила, весь день готовила, старалась. И ребятишки мои проголодались...

Вот и еще один урок – русского гостеприимства и хлебосольства. Чувствую, что уходить никому не хочется. Я же напоминаю, что нельзя злоупотреблять гостеприим­ством, пора и честь знать. А чтоб не огорчались, напоминаю об обещании деда Миши подарить нам старинную прялку, когда придем в следующий раз. Значит, придем.

Оформляем материалы

Всю следующую неделю ждем фотографий и разгребаем свои записи, стараясь извлечь то, ради чего и была задумана эта экспедиция.

Когда фотографии были вклеены в альбом, рядом вписались дет­ские (не без помощи родителей) рассказы.

«В 1936 году вышла замуж за Штыхина Павла Михайловича. Из затопляемой зоны стали переселяться в 1940 году. Уезжать не хотелось. Наша деревня Марьино была большая – четыре посада. Наш дом стоял на берегу реки. Здесь муж успел поставить только перед, началась война, его сразу взяли и убили».

«Меня вывезли из Марьина четырехдневную. Мать после родов болела, везли на телеге по весенней грязи. Уже топило. Дом отец не успел поставить, мать достраивала сама».

«Колхоз был хороший, рабочей силы много. Братья работали на лошадях. Много держали скота, были заливные луга. Собирали клюкву и продавали. По Согоже сплавляли лес. Потом стали выселять, ломали дома и плотили в гонки, куда-то увозили. Нам дали компенсацию, но мало. Дом достроить не успели, еще крыша была недокрыта, как началась война. Два брата погибли, один вернулся раненый. Часто снится деревня. Все четыре посада, огороды...»

«Деревня была красивая. Жили мирно, воровства не было. Зимой мужчины работали, а женщины пряли, ткали, пели песни. И мужчины пели. Праздники были – Крещенье, Владимирская. Зятья к тещам в гости приезжали. Щи варили в глиняных горшках, ставили в печь, они до вечера не прокисали. Из свеклы варили похлебку, квас, пиво. Портные приходили и жили в семье, пока не выполняли все заказы».

«Помню, как началось затопление. Уже все уезжали, а мы с дедом жили двое. Я заканчивал четвертый класс, сдавал экзамены. Ходил в школу по щиколотку в воде, а иногда проваливался и по колено. Жгли пустые дома, было страшно».

(Другой учитель на вашем месте наверняка не избежал бы соблазна посвятить серию классных часов патриотической тематике: крестьянским судьбам, эстафете поколений, вымиранию деревни, ответственности за родную землю и т.д. Вы же вместо риторических восклицаний соорудили руками родителей и детей альбом – реальный памятник Малой Родине. – Прим. ред.)

«Я знаю, что...»

Кроме этих рассказов, у ребят еще осталась целая куча всякой всячины. Затеваю игру «Я знаю, что...». Чьи ротаевские знания-воспоминания не иссякнут дольше всех? И началось:

– Я знаю, что улица, на которой селились марьинские, называется Притыкино.

– Я знаю, что здесь протекает ручей, которого нет на карте района, называется он Малашка.

– Я знаю, что здесь двадцать семь рябин, есть с вкусными ягодами, а есть и не очень.

– Я знаю, что крылечки у домов какие-то сказочные, похожи на терема.

– Я знаю, что полотенца – ручной работы...

(Дух захватывает от ваших, Валентина Павловна, импровизаций. Честное слово! Отдав должное высоким материям, вы позволили детям остаться детьми и вместе с ними порадовались многообразию мира: ручью, крылечкам, палисадам. И сохранили их речь для нас. Спасибо! – Прим. ред.)

Что же дальше?

Эта мысль не дает мне покоя. Ведь интерес не спадает.

Пригласили экологов-девятиклассников об истории водохранилища рассказать – мало! Послушали нашу учительницу-пенсионерку, у которой переживания о затонувшей родине в стихи переплавились.

Теперь, пожалуй, можно и В.Распутина им подсунуть – «Прощание с Матерой». Пусть-ка для начала что-то схожее с тем, что в экспедиции услышали, найдут, а то на учительское «прочитайте» у них аллергия. А вот если наткнутся случайно на строки: «Вот и не стало Матеры – царствие ей небесное, – как бы сказала, перекрестясь, мать. Вот и не стало Матеры-деревни...» – тогда, может, и прочитают. И в Ротаевскую Горку еще вернутся, чтобы посмотреть в глаза стариков.

TopList