С точки зрения науки о языке | Журнал "Классное руководство и воспитание школьников" № 2007 год
Главная страница "Первого сентября"Главная страница журнала "Классное руководство и воспитание школьников"Содержание №7/2007

Архив

С точки зрения науки о языке

* клин клином

Записал с диктофона
Станислав КОЛЬЦОВ

Беседа с кандидатом филологических наук из Харькова Андреем Ружинским


Мат в речи школьников – это вроде как защита от взрослого дидактизма. Так, может быть, имеет смысл ввести в школе что-то вроде «факультатива по мату» и изучать его как языковой феномен? То есть легализовать в рамках дисциплины. Ведь сладок-то именно запретный плод.

Сын как-то пришел из школы в самом настоящем шоке. Говорит: нас обматерила учительница по физкультуре.

Я не думаю, что дети спокойно воспринимают мат. Мой сын, например, очень страдает. Его одноклассники – 7 класс – матерятся по-черному, каждое второе слово – матерное. У него уши вянут. Я начинаю его воспитывать: не будь чистоплюем; я сам тоже, мол, могу произносить все эти слова; могу, но не хочу и так далее.

Лекции по мату

Мне приходится вести для ино­странцев спецкурс по русскому сленгу. В нем по учебному плану две лекции по мату.

Когда я читал свои первые лекции – это была огромная работа над собой. Я как слово скажу – сразу красный становлюсь. В общем, мои студенты получали массу удовольствий.

Понятно, что изучать его, проклятый, нужно. Это закон изучения сленга в любом языке. Но изучают его не с целью использования, а с целью понимания: ведь если ты не носитель языка, то правильно использовать сленг, тем более мат, ты просто-напросто не можешь.

У нас в аспирантуре была одна девочка из Болгарии. О том, что она иностранка, я узнал только через полгода: она закончила МГУ и по-русски говорила блестяще. Акцент был легчайший. Я думал, что это что-то кавказское, поскольку сама она черненькая. Так вот, материлась она со страшной силой, но как-то неестественно: матерится, как дальнобойщик, и при этом чистыми глазами на тебя смотрит, изящно покуривая сигаретку и попивая кофе.

Я ее спрашиваю: «Ты хоть понимаешь, что делаешь? Это же…» А она говорит: «Наверное, вы правы, но я ничего этого не чувствую». Она не понимала неадекватности этих вещей. Она использовала мат правильно, то есть к месту, но ощущений при этом никаких не испытывала. Чтобы что-то чув-ствовать, надо быть носителем языка.

Возьмем, к примеру, известное английское слово, которое в каждом фильме звучит. Наша молодежь наслушалась, и теперь эти «факи» у нас летят из всех углов.

Когда я это слышу, то просто говорю, чтобы они попридержали языки. А вот наши англичане – так те просто пулей вылетают из аудитории. Я же слышу, как разговаривают наши англичане. Никогда в речи у них этого слова нет.

На самом деле оно не такое безобидное, как нам кажется. Просто это стиль производства фильмов такой – реалистично показывать все, как оно есть. Кстати, на самом деле американцы – очень чопорный народ.

Адекватно реагировать

Что касаемо русского мата – есть диссертации на эту тему. И словари есть. Например, мат есть у Даля (4-е издание, 1905).

А вот когда в 97-м году в Лондоне я купил один словарь и почитал его, то вышло, что русский язык я знаю из рук вон плохо. Это навело меня на мысль, что здесь имеет место эпатаж, то есть большой процент фальшивого материала. Или это какой-то совсем уж местный диалект.

Своим студентам я говорю, что надо понимать мат, чтобы адекватно реагировать. Дружеская интонация, наложенная на мат, может быть свидетельством особо дружеского расположения. И, наоборот, я неоднократно наблюдал ситуацию, когда негра матерят с ног до головы, а он стоит и улыбается, что, впрочем, не так уж и плохо. Я ведь своих иностранцев призывал в любом случае агрессивно не реагировать. А понимать и изучать.

В английском языке есть оскорбительные слова, как правило, сексуального содержания. А есть просто плохие слова. То же самое в русском языке. Есть просто обзывания, а есть непосредственно связанные с сакральной темой. Я это студентам все объяснял. Рассказывал разные варианты теории происхождения мата. В матерных словах есть продуктивные корневые морфемы и есть непродуктивные… То есть мы с ними занимались просто лингвистической работой.

В других языках, мне кажется, меньше разнообразия. Хотя опять же мне, как носителю рус­ского языка, очень сложно судить о разнообразии мата, например, в английском языке.

По поводу «козлов»

Вот, например, «козел» – это и не сексуальное слово, и не плохое слово, но оно стало и тем и другим. Это нормальный процесс образования сленговых единиц.

Что такое сленг? Это когда берется любое нормальное слово и ему придаются значения совершенно другие. «Чуваки» и «чувихи» – ведь у них же есть оригинальные значения. «Чувиха», насколько я помню, – подстилка для скота. А «чувак» – это коротко подстриженный баран. А «совками» в Эстонии называли советских оккупантов. А «бич» – бывший интеллигентный человек.

«Ракло» (кто в России знает такое слово?) – синоним слова «бич», то есть опустившийся человек, отброс общества. В Харькове была бурса имени святого Ираклия. И этих бурсаков называли «ракли». Они врывались в город и сносили весь рынок. И в Харькове до сих пор живет это слово.

А в Москве в начале XX века была лечебница «Лауде», где лечили сном и прогулками. Тамошних пациентов называли лу­дерцами, и отсюда пошло «лодыри».

Предмет зависти

Откуда потребность материться? Это интересный вопрос…

Одно дело, когда матерятся про себя, и другое – когда публично. Когда люди позволяют себе материться в присутствии друг друга, это некий код: мол, мы с тобой настолько в близких отношениях, что можем позволить себе выпустить пар. Естественно, это определенная группа людей. (Кстати, говорят, что матерятся мужики. Я уверен, что дамы матерятся не меньше. Определенные круги дам.)

Иногда это способ пошутить. Анекдоты, частушки. У меня был знакомый, который для диссертации собирал матерные частушки. И когда у него был очередной доклад, так собиралась целая куча фольклористов.

Под Воронеж, помню, из разных мест съехались гармонисты и девчата из разных коллективов и полночи на весь лес пели матерные частушки. Это был класс! Все хохотали – и голландцы тоже. Но эти – за компанию, вряд ли они могли оценить народный юмор...

Вот очень яркий пример того, что мат – это не всегда так уж страшно, грязно и криминально. В интеллигентской среде – это, конечно, глупо, засорение языка и так далее. Но не стоит настраиваться на то, чтобы брать пистолет и стреляться, как только услышишь матерное слово.

Форма протеста

В 80-х годах ввели понятие «школьный фольклор». Это не деревенский фольклор, это особое явление. И вышла даже книга такая – «Школьный фольклор». Там вот, там очень много мата – скажем, матерный «Евгений Онегин».

Если ученикам вплоть до отличников попадает в руки эта книга, они читают с упоением. Двоечник, конечно, читать не будет – слишком толстая.

А вот как к этому отнестись? Когда фольклорист привозит новые матерные частушки – все собираются и слушают, всем интересно. А учителя – в шоке. Почему учителям неинтересно? Или все же интересно?

Я пытаюсь просто смоделировать эту ситуацию на себя. Когда я слушаю матерные частушки, я хохочу и веселюсь. Но я не уверен, что хохотал бы и веселился, читая матерные выражения в школьных сочинениях. Хотя я и понимаю, что мат в речи школьников – это вроде как защита от взрослого дидактизма, какая-то определенная форма протеста против заформализованности.

Может быть, даже имеет смысл ввести в школе что-то вроде «факультатива по мату». Изучать его, проклятый, как языковой феномен. С точки зрения науки о языке. Легализовать мат в рамках дисциплины. Ведь сладок-то именно запретный плод.

TopList