Соло без утайки

Рассказ Андрея Заблудовского о том, как бывший школьный хулиган оказался соло-гитаристом знаменитого бит-квартета «Секрет»

* замочек с секретом

Запись с диктофона Валерия ПУЗЫРЕВСКОГО, Михаила ЭПШТЕЙНА

Подростком я был неровным

Честно могу сказать, что подростком я был неровным. С одной стороны, мои родители в свойственной интеллигенции манере пытались заставлять меня заниматься музыкой, спортом и т.д. С другой стороны, я никогда не был пай-мальчиком, даже когда ходил заниматься в музыкальную школу. Играл на скрипке. (Кстати в этой школе мы учились вместе с Колей Фоменко. Правда, он был помладше меня на 2,5 года, соответственно — и на 2,5 класса. Конечно, в то время я его очень плохо помню.)
Собственно, музыкальная-то школа располагалась на пятом этаже общеобразовательной, которая была со спортивным уклоном. Я тогда увлекался баскетболом, а Фоменко — горными лыжами. Кстати, занятия по музыке проводились именно в баскетбольном зале. Но в связи с тем, что учился я в музыкальной школе, где директором была моя бабушка, то, естественно, худо-бедно мне удалось эту школу закончить. По всем предметам у меня были тройки.
Посредственно учился я и в английской школе, куда меня отдали родители. Будучи старшеклассником все свободное время я проводил в основном в соседних дворах, близлежащих к школе. Папа не был сторонником моего музыкального образования, поскольку сам учился когда-то на скрипке и бросил это дело. Но в отличие от моего младшего брата, который учился по классу фортепиано, меня все же заставили дотянуть со скрипкой до окончания музыкальной школы. А папа, будучи знакомым с главным тренером СКА по самбо, привел меня туда…

Хулиган хулигана видит издалека

Школу я закончил с трудом. Не то чтобы у меня были достаточно отвратительные оценки. Они были средние: так — пятерки, тройки… Сам был хулиганистым и за партой сидел с таким же. Родители пытались нас даже разлучить, поскольку считали, что он плохо на меня влияет, но им это не удалось. Мы все равно общались в школе.
Я, конечно, прогуливал занятия в музыкальной школе, и бабушка, при всей своей занятости не могла уследить за своим внуком. Кончилось тем, что друга-хулигана в 9 классе изгнали из школы, а меня пересадили с последней парты на первую. Но свято место пусто не бывает — хулиган хулигана видит издалека, и я продолжал участвовать во всех драках.
Однажды даже поднял руку на завуча. Помните, раньше были такие бумажные пакетики с молоком?.. И у пацанов в школьной столовой просто руки чесались, чтобы после того как выпили содержимое надуть этот пакетик и хлопнуть о стол. Я учился в 10 классе, а рядом сидели акселераты-девятиклассники на голову выше меня. Они хлопнули этот пакетик, и, естественно, оставшееся молоко сделало мой пиджак белым.
Я, конечно, подошел и дал кому-то из них в «репу». Они вступились за своего, но поскольку я занимался самбо и дзюдо и был достаточно нахальным типом, то быстро взял их на испуг: одному просто сбил очки и растоптал их.
Однако тут же подошел завуч и попытался меня урезонить, за что был резко отвергнут. Плюс один из участников оказался сыном нашей физички, и после этого она категорически отказалась принимать у меня экзамен. В общем, меня вызвали на педсовет и в результате отчислили из школы. Но благодаря нашему дружному классу и тому, что моя одноклассница была секретарем школьного комитета комсомола, за меня стали просить.
Две недели мы с приятелем, который тоже участвовал в этом инциденте, не ходили в школу. Педагоги пытались вызвать наших родителей, но мы все скрывали.
Меня, видимо, спасло то, что я был участником школьного ансамбля (ВИА). А участник школьного ансамбля пользуется просто непререкаемым авторитетом среди учащихся. Смотрят в рот и завидуют — это естественно. Ведь до нас был ансамбль, где участвовал Андрей Ургант, который учился в нашей школе несколькими классами старше и был в нашем шефском классе. Вот и мы точно так же ходили, и завидовали им, и ждали, когда же они уйдут, чтобы занять их место.

Мне хотелось быть битлом

С приятелем из моего класса мы вынашивали идею ансамбля. Он, пожалуй, единственный, кто знал несколько гитарных аккордов и был заинтересован общаться со мной, знающим хоть как-то — невзирая на тройки — музыкальную грамоту. Наша школа с английским уклоном способствовала общему интересу к музыке и гитарам. Ведь в школу постоянно приезжали какие-то ученические делегации из Ирландии, Шотландии, Америки и привозили пластинки, по которым мы узнавали о западной поп-музыке.
Примерно в то время — при переходе из 8-го в 9 класс — появился в школе ансамбль, но без меня. Я тогда все лето и начало осени проболел менингитом и когда пришел в школу, то оказалось, что все места уже заняты. Кем быть — не знаю… Ходил на все репетиции и лишь с завистью смотрел, поскольку не знал, куда применить свою скрипку.
У Леши, моего приятеля, была гитара. У барабанщика был набор из пионерских барабанов, разложенных на стульях. Был пианист, который играл на пианино из актового зала. И был его знакомый пэтэушник, у которого была какая-то старая, страшная и переделанная из акустической бас-гитара.
Ходил я на репетиции, и как-то раз на генеральную репетицию не пришел барабанщик. Я сказал, что могу за него посидеть, и затем на праздничном концерте 7 ноября я уже играл в группе.
В связи с тем что концерт прошел достаточно удачно, мы решили раскручивать школу на какую-то более достойную аппаратуру. И нам школа, как сейчас помню, купила за 305 руб. ударную установку «Тройка»: тарелка, хай-хет и малый барабан.
А ножной большой барабан мы соорудили сами из того, с которым оркестр ходил на демонстрацию. Тот самый, который на пузе носят… А на уроке труда сделали для него педаль с резинками. Бонги же делали из пионерских барабанов, вырывая дно и соответственно их настраивая.
Затем нам купили какой-то одноголосый клавишный инструмент длиной эдак 50 см, который издавал пищащий звук: пи-пи-пи-пи. Но, с другой стороны, на нем можно было сыграть «July Morning» (Uriah Heep). Короче, у нас в репертуаре были песни The Beatles, Deep Purple, были и советские… В общем, кто что знал, то и играли. Если я знал, например, «Ob-la-di, Ob-la-da» , то все мне и аккомпанировали. Пели в допотопные микрофоны, часть которых брали в школе, а часть притаскивали из дому.
В целом школа вспоминается с благодарностью. Был завуч, который вел литературу, и благодаря ему мы смогли прочитать тогда «Доктора Живаго». На его уроках было интересно, он нас раскрепощал. Но были и те, кто закрепощал…
Однажды я пришел на урок английского языка, нацепив на пиджак большой круглый значок — мода такая была. На нем было написано «McGovern». Училка начала надо мной издеваться: «Заблудовский, вы что, голосуете за Макговерна?». Естественно я и понятия не имел, кто такой Макговерн. Я, стиснув зубы, не знал, что произнести. «Так вы носите то, о чем даже не подозреваете? — продолжала она. — Я предлагаю вам снять его прямо сейчас». Я же не представлял, как можно снять модный значок. Еще ладно там звездочки (из военторга), которыми были утыканы наши школьные пиджаки… Но еще большим шиком было прийти не в школьных брюках, а в вельветовых клешах
по 35 см.
Мне хотелось быть битлом еще в 7 классе. И тогда мы уже исполняли и «While My Guitar Gently Weeps», и «Back In USSR». В школе нас даже выставляли на какие-то конкурсы и презентационные концерты, чтоб показать лицо школы. В Доме дружбы мы играли перед американцами. Во Дворце труда — перед какими-то шотландцами. В общем, мы вполне ощущали себя музыкантами.

Первый концерт бит-квартета «Секрет»

Начался же будущий «Секрет» с того, что Максим Леонидов и Дима Рубин, подружившись на первом курсе театрального института и поняв свою любовь к «Битлз», стали совместно писать песни. Затем они дуэтом — в ковбойских шляпах и сапогах — стали исполнять на различных площадках Питера такие песни, как «Привет», «Алиса», «Именины у Кристины» и т.д. Это все было еще в 1981 году написано. Но дуэтом в «Битлз» играть нельзя. Нужен квартет.
Коля Фоменко с Максимом Леонидовым учились в одном театральном институте и чуть ли не на первом курсе во время одной из пьянок в ресторане, посвященной ранней женитьбе одного из однокурсников, решили вылезти на сцену, взяв в руки гитары, и начали что-то играть, а затем пришли к выводу, что им надо играть вместе. Стали создавать ансамбль.
На курсе, где учился Макс, до 9.30, когда начинались занятия, и после занятий в аудиториях проводились репетиции. Сначала в группе были: на барабанах — Саша Калинин (однокурсник Леонидова, ныне главный администратор Большого театра кукол), Коля Фоменко, Максим Леонидов и Дима Рубин…
Однажды у меня дома раздался телефонный звонок. «Ты дома? Мы сейчас заскочим к тебе». Заваливают ко мне Леонидов, Фоменко и такой «yes-man» группы Ваня Воропаев.
— Ну-ка, покажи свою гитару. А нового ничего не собираешься покупать?
— Хочу, — говорю. — Вот тут папа собирается с театром на гастроли в Японию, и надеюсь, что привезет какую-нибудь гитару.
— Ну а поиграть в группе нашей не хочешь?
— Можно, конечно, попробовать, — говорю я.
А поскольку в группе «Выход» на тот момент пошли разброд и шатания, мне хотелось куда-то пристроиться поиграть. К тому же была наркотическая атмосфера, которая меня как-то не особенно устраивала. Хотелось получать от жизни какой-то здоровый кайф. Я ведь все-таки здравомыслящий человек.
И вот пришел на репетицию. Песни я их знал, что-то Макс подсказал. Поскольку Дима Рубин ушел, Коля Фоменко взял бас-гитару, поняв, что хуже меня играет на соло. Беря меня, они понимали, что выигрывают многое: во мне вроде и образ «Битлз» какой-то собирательный, и кучу песен битловских я знаю, и с английским языком у меня неплохо, и Хантера Девиса я буду читать вместе с ними. В общем, все как надо.
На выпускной акт в театральном институте Максим Леонидов и Николай Фоменко как выпускники решили выставить не какую-то инсценировку, что обычно делают, а группу. Этим они, кстати, шокировали многих преподавателей, ибо Максиму Леонидову прочили путь в БДТ, а Фоменко — в Александринку. Обычно туда, соответственно, шли целыми курсами. Фоменко уже, кстати, играл тогда на главной сцене в спектакле «Трубач на площади». И тут такое…
Но кому-то все же понравилось. Так состоялся первый концерт бит-квартета «Секрет». Шел 1983 год.

Вот она, секретомания

В 1984 году в Питере уже не было таких концертных площадок, на которых бы мы не играли. И вот на первые гастроли мы поехали в Новгород. Приехали туда на огромном лимузине, взятом напрокат нашим директором на «Ленфильме». На борту его было написано «Секрет». Ехали со скоростью 200 км/час. В Новгороде нас поселили в огромном люксе: трехкомнатный номер с роялем и со всеми «пирогами»…
Появляясь каждый раз на телевидении с новой песней, мы стали безумно популярны. И когда мы вышли на сцену в Дворце молодежи и заиграли, то все обрушилось: засвистело, закричало, зашумело в восторге… То есть так, как и должно быть. Мы поняли, что знамениты. И в конце выступления наш директор Сергей Натанович бросил в зал штук 200–300 наших фотографий с автографами…
В общем, не только мы, но и те девочки и мальчики, которые приходили на концерты, тоже стали играть в эту игру. «Вот она, битломания… нет, секретомания…» — думали мы. И толпы народа ходят нас провожать на вокзалы, и по 15–20 человек фанатов караулят у квартир. У Фоменко в парадной на огромном подоконнике целый клуб образовался.
Толпа может совершить революцию, и мы чувствовали социальную ответственность. Я сам однажды был жертвой толпы, когда в составе бит-квартета «Секрет» в течение 2,5 часа не мог выйти из краеведческого музея г. Владимира. Нас осаждала 20-тысячная толпа, разгоряченная празднованием Дня города. Страшное дело…

Какие-то другие ценности

Сегодня ритмика жизни другая, сейчас секретовский мелодизм среди подростков неактуален. Теперь детям передаются какие-то другие ценности.
Если в 1983 году мы продолжали жить такими фильмами, как «Бриллиантовая рука» и «Кавказская пленница» и продолжали играть в «Неуловимых мстителей», то сегодня мы не встретим подобной героики. Сегодня мы видим на экране героизм либо бандита, либо мента, побеждающего этого бандита. Стали играть в боевиков. Плюс огромное количество информации, из которой можно выбирать. Плюс всеобщая компьютеризация.
Подросток тянется к чему-то из ряда вон выходящему. Мы ведь тоже стали играть рок-н-ролл тогда, когда он только начал выходить из-под запрета. Мы достали это запретное и почти забытое и попытались воссоздать музыкальную атмосферу «Битлз». Гребенщикова воспринимали как гуру, того, кто над нами. Майк Науменко же, к сожалению, поздно получил возможность популяризировать себя на уровне страны. Андрей Макаревич скорее играл в «Битлз» внутренне, а не внешне. В музыкальном стиле «Машины времени» нет подражания «Битлз». А мы в какой-то мере подражали «Битлз» при всем при том, что писали свои песни.
Подростки по сути своей агрессивны. Они вырываются из кокона «Фабрики звезд», в который их пытается затащить телевидение. Дети до 15 лет еще с удовольствием в большинстве своем это воспринимают, а вот тем, кто постарше, уже нужны группы типа «Алисы». Подростки хотят разделить с кем-то свою агрессию, и поэтому они скорее всего сами не пойдут на концерт «Машины времени» или «Секрета». И это не плохо. Мне тоже нравится музыкальная агрессия, драйв, но мне еще нравится и Эрик Клептон, который сидя спокойно играет красивую музыку.
Жаль, что с появлением большого количества компьютерных программ постепенно живая музыка умирает. Ведь для роботоподобного складывания музыкальных кубиков не так уж важны становятся искренние чувства.

Интересное совпадение

Редко бывает, чтобы поколения отцов и детей разделяли общие музыкальные вкусы. Гораздо чаще старшие сетуют, что молодежь предпочитает примитивные пошлые шлягеры, несравнимые с мелодичными, трогательными песнями прежних лет. А существует ли какая-то закономерность, которой подчиняется музыкальный выбор того или иного поколения? Это попытался выяснить канадский психолог Терри Петтиджон.
Проанализировав содержание и тональность песен, возглавлявших рейтинги популярности на протяжении последних 50 лет, он сопоставил результаты с данными экономической и общественно-политической ситуации. И обнаружил интересное совпадение: в периоды экономического подъема и общественной эйфории наибольший успех имеют ритмичные мажорные песни с легковесным, почти бессодержательным текстом. Экономические же проблемы и политическая напряженность повышают популярность песен с серьезными текстами, исполняемых с эмоциональным надрывом, со слезой в голосе.
В атмосфере сгустившихся проблем люди более склонны прислушиваться к задумчивым песням бардов, чем отплясывать под прихлопывания диск-жокеев. Эту закономерность Петтиджон иллюстрирует яркими примерами — от надрывных песен протеста времен вьетнамской войны до бесшабашной «Маккарены» эпохи экономического подъема.
Подмеченные канадским психологом параллели очень наглядны, и с ним трудно не согласиться. Тут, правда, возникает вопрос: отчего у нынешней российской молодежи в таком почете легковесная попса, сильно потеснившая в последние годы ершистых рокеров и задумчивых бардов? Неужели наше общество находится на подъеме, а мы, старшие, этого не заметили? Или молодежь погрузилась в безответственную эйфорию, игнорируя реальные общественные проблемы? Эти вопросы еще ждут ответов, в поисках которых нам вряд ли поможет проницательный канадец, — придется самим!

Сергей СТЕПАНОВ

Архив