Здравствуй, 544-я!

Воспоминания бывшего классного руководителя

* собственными глазами

Элла ЗЕМЦОВСКАЯ

Летом 1955 года я вернулась из Башкирии, где три года проработала по распределению в татарской сельской школе. Но в Москве меня не ждали. Во Фрунзенском районе, где я жила, в роно мне сообщили, что работы для словесников нет.
Случайно я встретила свою одноклассницу, которая работала учительницей в четвертом классе только что открывшейся 544-й школы. Она сказала, что школа особенная, учителей не хватает, и посоветовала обратиться к директору Эдуарду Георгиевичу Костяшкину.

Первая школа полного дня

Школа действительно была необычной, как и ее директор. Это была первая в стране школа продленного (полного) дня с профессиональным образованием.
Когда я пришла, она только становилась полной средней. Там учились только мальчики: тогда в городских средних школах обучение было раздельным. В 4–7 классах было много трудных, запущенных детей: кто-то совершил противоправные поступки, многие состояли на учете в милиции. Собрав таких подростков, коллектив педагогов старался оторвать их от улицы, занять полезным трудом, спортом, музыкой (в школе был свой оркестр). И постепенно это удавалось.
Идеологом и душой коллектива был, конечно, сам директор. Эдуард Георгиевич знал абсолютно все, что происходило в школе, использовал разные методы воспитания, многое взяв из практики Макаренко. Самые отпетые озорники и хулиганы слушались и уважали директора. Он был человеком достаточно жестким, строгим, суровым, но справедливым. И не только по отношению к ребятам, но и к учителям. Думается, что многие бывшие ученики, считавшиеся безнадежными, поминают его добрым словом.
Мне дали шестые и восьмые классы. С шестыми мне было трудно: я привыкла работать со старшеклассниками. А с восьмыми быстро нашла общий язык. Этих ребят пригласили из обычных школ, привлекая тем, что вместе со средним образованием они получат и хорошую профессию. В школах с ними охотно расставались, так как большинство из них по русскому языку и математике едва-едва тянули на тройку. Правда, и среди них были ребята, состоявшие на учете в милиции, но об этом знали только администрация и классный руководитель.

Распорядок дня

Мы проводили с ребятами целый день. В 8 часов утра начиналась линейка для всех классов. Командиры классов отчитывались за вчерашний день, и объявлялась программа на день сегодняшний. Затем начинались занятия.
В середине дня перед большой переменой дежурный отпускался с урока, накрывал в столовой столы, чтобы ребята смогли за перемену нормально пообедать. Деньги на еду давали родители, классный руководитель покупал талоны, которые сдавались в столовую. За давностью лет я не помню подробности, но мне кажется, что была и какая-то дотация от шефов.
После урока 4–7 классы шли трудиться в школьные мастерские, а 8-е — на завод. И работали они там значительно прилежнее, чем учились. День был очень плотным. Работали дети три дня в неделю. В рабочие дни у них было четыре-пять уроков, а в учебные — семь–восемь. Для подростков 15–16 лет это было тяжело. Поэтому домашние задания на завтра они всегда делали в школе после уроков или работы. Портфели с тетрадями и учебниками оставались в партах. Только после восьми вечера дети отправлялись домой.
Такой режим был труден и для нас, классных руководителей. Уходили из школы только после ребят. Домой я возвращалась в десять. А нужно было еще готовиться к завтрашним урокам.

Боевое крещение

Однажды в середине второй четверти директор вызвал меня в кабинет и познакомил с усталым военным в морской форме. Тот просил принять в школу своего сына, хотя они жили в совершенно другом районе. Мальчишка совсем отбился от рук: связался с дурной компанией, выпивал, курил, играл в карты, подворовывал. Отец по долгу службы постоянно бывал в разъездах, а мальчика одновременно баловали и мама, тетя и бабушка. «Они до 13 лет даже одевали его сами!» — возмущался отец.
Директор принял мальчика и определил в мой класс. Сам герой совсем не походил на бандюгу, каким его обрисовал отец. Небольшого роста, худенький, бледный, он держался робко и настороженно. Я поговорила с ним, сказав, что все прошлое забудется, если в школе он будет себя хорошо вести и учиться.
Первые дни все шло спокойно, хотя, как мне показалось, учиться он не собирался. Потом все учителя стали на него жаловаться: на уроках ничего не делает, отвлекает соседей, дерзит и вообще нагло себя ведет. Ребята тоже его невзлюбили, сторонились. Оказалось, он был мелким пакостником: то кому-то гадость скажет, то исподтишка ущипнет, то чернилами забрызгает тетрадь соседа. Очередь дошла и до меня.
В этот день он был дежурным. В перемену все вышли из класса, а он должен был проветрить комнату и вытереть доску. Я сидела за учительским столом. Он взял мокрую тряпку, провел по доске полосу, остановился и стал смотреть на меня. Простояв минуту, провел новую полосу и снова остановился. 15 минут он вытирал доску, играя на моих нервах. Так было на второй перемене и на следующей. Я сдерживалась, ничего ему не говорила.
Вечером ребята серьезно занимались. Назавтра у них должна быть контрольная по математике. В классе стоял легкий рабочий шум: ребята решали задачи, тихо переговаривались друг с другом.
Проверяя тетради, я увидела, что только наш герой уселся за последнюю парту и читает какую-то книжку. На мое замечание он не прореагировал. Тогда я подошла к нему, спокойно забрала книгу и вернулась к своему столу. Стоя боком к классу, я смотрела в окно, книга была у меня под мышкой. Он незаметно подкрался сзади, вырвал книжку и выбежал в коридор.
Во мне все закипело: я ведь его издевательства терпела целый день. Совершенно забыв о своем учительском статусе, я выбежала за ним. Он стоял, сжавшись в углу, прижимая к лицу свою книжку. Не помня себя, я со всей силой вырвала книгу, случайно задев его по лицу корешком.
В класс я вошла, вся пунцовая от гнева и стыда. И тут вдруг за моей спиной раздался дружный хохот класса: вслед за мной, сунув руки в карманы, шел мой герой, а под глазом у него светился огромный фингал!
В следующие два дня мой ученик в школу не пришел. На третий день явился как ни в чем не бывало. Никаких эксцессов больше не было, даже другие учителя перестали на него жаловаться. Правда, занимался он по-прежнему кое-как.
Через две недели его отец принес мне деньги на обед (его сыну, единственному в классе, даже на обед деньги в руки не давали). Отец расспросил о сыне, а уходя, робко спросил, не дерутся ли в классе ребята: сын пришел с огромным синяком под глазом и сказал, что упал с лестницы. Я честно рассказала, как было дело, и с ужасом ждала, что он ответит. Помолчав немного, усталый седой человек вдруг сказал: «Господи, если бы это как-то его изменило, я приплачивал бы учителям к зарплате».
...Больше полувека прошло с тех пор, а я всегда вспоминаю этот случай с чувством стыда.

Едем в колхоз

Закончился учебный год. Мои восьмиклассники перешли в девятый. Но и летом ребята не оставались без присмотра: часть детей поехала в колхоз, часть — в туристический лагерь. С пятьюдесятью мальчиками в колхоз отправились я, физик Александр Александрович (классный руководитель параллельного класса), учитель по труду и уборщица, которая, как мы предполагали, должна была готовить нам еду. Мясом, овощами и хлебом нас обеспечивал колхоз, а крупы, сахар, сухофрукты и масло мы получили от наших шефов. Я так подробно об этом пишу, потому что время было трудное — топленое масло, например, даже в Москве было большой редкостью.
Разместили нас в школе. Из сельского интерната выдали матрацы и постельное белье. Ребята спали в классах на полу на своих матрацах, а мы с уборщицей тоже на полу, но в директорском кабинете. С моим классом ночью находился учитель по труду. А наш физик Саша — со своим классом.
Так как наша уборщица не могла приноровиться сразу готовить на такую ораву, пришлось попробовать мне. В четыре часа утра я приходила с мальчиком-дежурным на полевую кухню (открытая веранда под крышей, где стояли большая плита и несколько столов с табуретками). Дежурный колол дрова, мы растапливали печь, и я начинала готовить...
Сейчас я даже не представляю, как смогла больше трех недель с четырех утра до семи вечера стоять у плиты и готовить на 50 здоровых мужиков. Видимо, в молодости все возможно. Правда, дежурные мне помогали: кололи дрова, чистили картошку и мыли посуду. Помогая мне, уборщица наша тоже приспособилась к моей работе, и к концу четвертой недели я наконец освободилась от готовки и вместе с ребятами отправилась на прополку. Мальчишки окрепли, загорели, посвежели, как-то сдружились. Никаких особенных хлопот нам с Сашей не доставляли.

Экзекуция не состоялась

Но все хорошо не бывает. Нас одолели совсем другие неприятности. Возглавлял всю нашу группу учитель по труду. Он организовывал работу, регулировал нашу жизнь, но ребята ненавидели его лютой ненавистью.
Я никак не могла понять истинную причину этого. Человек он был веселый, дружелюбный, среди учителей — душа компании. А вот с ребятами не ладил.
Оказалось, что все началось еще во время учебного года. Он курировал работу мальчишек на заводе. Ребята с удовольствием работали, а он придирался к ним постоянно по мелочам: то кого-то выгонит за мелкую провинность, то за пятиминутное опоздание не аттестует за неделю, то тройку за поведение поставит ни за что. Ребят это бесило.
В колхозе он обеспечивал нас работой, питанием, но никогда не был рядом с детьми. Когда я и наш физик ползали вместе с ребятами во время прополки по полю с грязными руками и облезлыми носами, наш начальник в трусах и шикарной соломенной шляпе вальяжно разгуливал по полю и загорал. Это стало бесить и нас.
Поползли слухи, что ребята хотят наказать учителя труда — то ли темную устроить, то ли отстегать крапивой. Мы с Сашей занервничали. Он сказал моему классу, а я — его, что если с нашим начальником что-то случится, нас уволят. Ребята хорошо к нам относились и послушались — экзекуция не состоялась.
Но они его все-таки наказали. Сначала пострадала его модная шляпа: ее распустили по соломке, затем пропали его матрац и постельные принадлежности. Мне казалось, он стал бояться мальчишек. Пришлось мне со своим матрацем переехать в класс, где спали мои ребята, а наш бедный учитель последние десять дней спал на одном матраце с Сашей в его классе.
...Через 40 дней мы уезжали из колхоза. Шел проливной дождь, и наш начальник добыл для нас замечательный грузовик, крытый брезентом. Я уселась рядом с водителем, предвкушая приятную поездку из Тульской области до Москвы. Но не тут-то было. Скоро мне пришлось уступить свое место учителю по труду — ребята не пустили его в кузов, несмотря на все наши с Сашей уговоры.
Наверное, наш учитель сделал для себя какие-то серьезные выводы, так как еще долгое время работал в этой же школе.
А мы, вернувшись из колхоза, вскоре все вместе поехали в туристический лагерь. Но это уже другая история...

P.S. Наверное, я бы еще долгое время работала в 544-й школе, но мне трудно было ездить так далеко, и я уволилась после возвращения из лагеря. На мое место был приглашен опытный учитель. Но мои ребята еще несколько месяцев мне звонили: не верили, что я ушла сама, думали, что меня уволили из-за их колхозных приключений.