Горевали вместе

Страшная новость

В тот год на первосентябрьской линейке хозяйничал мерзлый ветер и пробирал нас до самых костей. Но он мало что мог прибавить к сковавшему всех оледенению. 6-й «Б», где учился мой сын, столкнулся с нежданной трагедией. Незадолго до этого ветреного и холодного сентября один из мальчиков погиб под поездом, когда перебегал через железную дорогу.

Большинство родителей и детей узнало об этом, лишь придя первого сентября в школу. Контраст был слишком резким – ледяного ветра, обжигающей новости и его взрывающей память улыбки. Мальчик был самым смешливым в классе, круглощеким, с яркими глазами и с каким-то неистребимым, бьющим во все стороны жизнелюбием. Он во всем находил удовольствие, и ничто его не огорчало: ни двойки, ни мамины упреки и наказания, ни замечания или выговоры учителей. С его лица никогда не сходила улыбка. И даже воевавшие с ним педагоги, отчитывая Сережу за неуемную веселость, обычно с трудом сдерживались, чтобы сохранять серьезное выражение. Его раннюю смерть невозможно было соединить с тем обезоруживающим доверием к миру и окружающим, которое он в себе нес.

И вот теперь на месте, где он мог бы стоять рядом с одноклассниками, зияла дыра. Классная руководительница растерянно поглядывала на учеников. А дети, собираясь на линейку, кидались друг к другу с одним-единственным вопросом: «Ты слышал? Ты знаешь?». Для большинства ребят это был первый опыт близкого столкновения со смертью – да еще такой резкий, катастрофический. Их лица потемнели, и по глазам было видно, что внутри идет беспомощный, жалобный поиск опоры – хоть какого-то объяснения происшедшему.

Родители, стоявшие за спинами шестиклассников, тоже были раздавлены страшной новостью. Но одновременно все холодели от мысли, что нечто подобное могло бы случиться и с ними… Бессознательно все примеряли случившееся на себя. И каждая мать невольно лишний раз дотрагивалась до своего ребенка, чтобы еще раз для себя подтвердить: он – на месте.

Потом, несколько недель спустя, классная руководительница рассказала мне, что с огромным трудом уговорила маму Сережи не приходить на линейку 1 сентября. Его маме не удалось проститься с сыном: он погиб далеко от нее – на железнодорожных путях около деревни, куда уехал на остаток лета к бабушке и деду. А то, что от него осталось после поезда, прислали в закрытом гробу. Так и не увидев его тела, она все никак не могла поверить, что его больше нет, – понимала это только головой, а не чувствами. И теперь она в полубреду бродила по опустевшей квартире, снова и снова пересматривая его фотографии и без конца трогая уже не нужные вещи. Незадолго до гибели сына она развелась с мужем, его отцом, ушедшим в другую семью. Поэтому подолгу находилась совсем одна.

А 1 сентября мама Сережи хотела прийти в школу с его большой фотографией и встать на линейке рядом с детьми, как бы вместо него. Но классная руководительница накануне позвонила ей по телефону – хотела еще раз поддержать, сказать слова сочувствия. И узнав про идею с фотографией, сумела отговорить маму Сережи, убедить ее, что это будет слишком тяжело для его одноклассников.

После линейки родители расходились очень медленно и тихо, договариваясь собрать деньги на венок от класса и хотя бы так выразить нашу общую печаль.

Не знала, как начать разговор

Через несколько дней мы заказали памятный венок с надписью «Дорогому Сереже от одноклассников», но это было, скорее, действием родителей, а не учеников. Родители между собой собрали деньги, оформили заказ и получили венок. Потом две мамы, особенно близко дружившие с Сережиной мамой, передали ей от класса этот венок. А после, встречая других родителей возле школы, они всем передали от нее благодарность. Одна из этих женщин рассказала мне, что для Сережиной мамы было важно внимание со стороны школы. И когда ей принесли венок, это ее тронуло. Она почувствовала, что Сережин класс помнит о нем, ощущает его отсутствие.

Похороны состоялись раньше 1 сентября. Но через некоторое время после начала учебного года несколько ребят, которые были Сережиной «компанией» и много с ним общались, поехали вместе с его мамой на кладбище, к его могиле. Не знаю, кто был инициатором поездки и как именно она прошла. Говорили, что девочки плакали. Но надеюсь, что для мамы мальчика это стало хотя бы небольшой поддержкой.

Мне все эти дни хотелось как-то поговорить с сыном, но я долго не знала, как начать разговор и о чем он должен быть. Наконец, моя мама посоветовала мне сходить вместе с ним в церковь – поставить свечку «за упокой», помолиться о Сереже. Это помогло мне немного сместить фокус разговора. Мы стали говорить с сыном не о самом происшествии и даже не об эмоциях – в духе «какой ужас», а о памяти и о продолжении человека через память.

Я рассказала ему немного о церковных обрядах, посвященных проводам умерших людей, и еще о том, что через молитву мы словно общаемся с душой ушедшего, поддерживаем незримую связь. Мы вместе пришли в храм, поставили свечку, помолчали и подумали о Сереже...

После этого мы уже не возвращались к разговору о трагическом событии. Мне казалось, что, если сына что-то будет беспокоить, он мне сам об этом скажет.

40 дней отмечали в школе

Может быть, из-за одиночества, в котором осталась Сережина мама, но первое время ее сильно тянуло в школу, в его класс. Пока он был жив, ей очень часто приходилось бывать в школе. Ее постоянно вызывали из-за каких-то его шалостей или смешливо-хулиганистого поведения на уроках. Мне кажется, у Сережи был талант артиста, и он умел привлечь к себе внимание. Он расцветал в компании, в присутствии множества людей. И теперь его мама словно пыталась на минуту воскресить ту прежнюю атмосферу школьной сутолоки. Несколько раз она порывалась просто прийти в школу и побыть там... Но ее отговаривали, убеждая, что детям это будет нелегко. Наконец, наступил особенный день, когда классный руководитель уже не могла удерживать ее, а наоборот пригласила.

Это был «сорокоднев» – сороковой день после смерти. Не знаю, как именно дети услышали о том, что сегодня будут поминки по Сереже. А также не знаю, объяснял ли им кто-нибудь, что такое «сороковой день» и почему его принято отмечать. О том, как прошли сами поминки, знаю по рассказам сына. В тот день не предполагалось по плану никакого классного часа, поэтому по договоренности с учителем просто отменили урок биологии.

На поминки в класс пришли мама Сережи с угощением и учительница, которая вела их класс в начальной школе. Получалось, что у нее воспоминаний о Сереже было даже больше, чем у классного руководителя. Ведь та успела поработать с этими ребятами только один год, в 5-м классе. А учительница начальных классов была с ними три года (ребята учились по системе «1–3» и через 4-й класс «перешагнули»).

Так и вышло, что слово о Сереже на поминках произнесла именно учительница начальной школы. Она вспоминала его качества, черты характера, его неугомонность и его шутки. Говорила о том, каким ярким и заметным мальчиком был Сережа, как он везде выделялся своей индивидуальностью. Тут, конечно, мама Сережи не выдержала и расплакалась. Вместе с ней вскоре заплакали и некоторые ребята из класса – в основном девочки.

Потом, через некоторое время, все снова вернулись к разговору. Классная руководительница стала говорить том, как ужасно и противоестественно, когда из жизни уходит ребенок, и еще обратилась к детям со словами о том, как тяжело сейчас Сережиной маме, как важно, чтобы ребята из класса не забывали о ней – приходили иногда в гости или могли позвонить и поздравить с праздником.

Наверное, это очень правильные слова. Но меня немного смутило, что она говорила их прямо в присутствии Сережиной мамы. Мне показалось, что о внимании к маме учителю стоило бы поговорить с ребятами отдельно. Иначе у мамы могло остаться впечатление, что дети общаются с ней «по обязанности», по поручению учителя. Кстати, не знаю, приходил ли кто-нибудь из класса потом к маме Сережи. Но о том, что это важно делать, ребята услышали.

Через несколько лет, вспоминая эти поминки, я спросила у сына: «А как ты думаешь – надо ли было их устраивать? Ведь у вас получился очень печальный, тяжелый день...». «Я считаю, что надо», – твердо ответил он. – Это важно, что мы вспомнили о Сереже, что смогли вместе поплакать. Может быть, и его маме от этого стало немного легче».

Пять лет спустя

После гибели Сережи атмосфера в классе заметно изменилась. Дети стали намного тише, серьезнее. Второго такого «артиста», который веселил бы на уроках весь класс, не нашлось. Внешне учителям с этим классом теперь было намного проще работать, чем раньше. Но что там происходило на глубине, никто не знает. Никаких особых разговоров с детьми не велось. А если кто-то из родителей и обсуждал произошедшее в домашнем кругу со своим ребенком, то ничего об этом не было известно.

После поминок в классе и посещения церкви мы с сыном долго не прикасались к этой теме. И вернулись к воспоминаниям того времени лишь через пять лет. Теперь я уже могла его спросить об эмоциях, о переживаниях тех дней. «Было очень-очень жалко Сережу, – ответил он, помолчав. – Была ужасная тоска и чувство несправедливости. Я уже знал, что такое смерть, и понимал, что он больше никогда не придет в школу. Но если бы он просто переехал... А тут чувство, что человек ушел из жизни так рано, было сначала непереносимым». «А тебе хотелось с кем-нибудь поговорить об этом?» – спросила я. «Нет, – резко ответил сын. – Говорить, обсуждать точно ни с кем не хотелось. Я понимал, что мне будет не хватать его, помнил много всяких ситуаций и случаев с Сережей. Мне было очень его жалко и очень грустно... Но чего тут обсуждать?» «А между собой вы тоже не говорили, без взрослых?» – удивилась я. «Почти не говорили. Немножко говорили в первые дни, когда мы все только узнали о случившемся...» – был ответ.

Самой мне всегда казалось, что в моменты потрясений хочется говорить о своих переживаниях, потому что так их легче выдержать, разделив с кем-то. Но, услышав реакцию сына, я подумала, что, может быть, проговаривать свои переживания – это сугубо женская потребность? Возможно, девочки и обсуждали что-то между собой, а мальчишки переносили молча, заперев все эмоции внутри.

По опыту ребят нашего 6-го класса можно предположить, что детям в подобной ситуации важнее общее действие, а не разговор. Таким действием для них может оказаться и общее воспоминание. На поминках в школе ребята вслед за учительницей вслух описывали ситуации с участием Сережи, какие-то события, с ним связанные. А вот что касается самого явления смерти, то тут мне обычно вспоминаются слова Александра Сергеевича Пушкина, сказанные им в одном из писем по поводу смерти: «Раз ничего не поделать, так и говорить нечего...».