Право на жизнь, любовь и смерть

Познай себя прежде,
чем захочешь познать детей.
Януш Корчак

 

 

Права, которые мы обретаем  в борьбе за себя

Мы много говорим о правах детей. В некоторых школах даже есть уполномоченные по правам человека. Но, наделив ребенка всеми правами, многое ли мы действительно позволяем ему? И многое ли даем?

Этот разрыв существует потому, что часто и в семье, и в школе, и в секциях, которые он посещает, и даже в детских дворовых играх ребенок выполняет выбранные не им роли и функции. Он должен сам научиться соответствовать этим ролям. Отчасти поэтому на права ребенка смотрят чаще всего как на «основание» его ролей. Так и оформилось понимание прав как выражение социальной запрограммированности ребенка: право – социальная роль – функция – обязанность.

Но то, что кажется естественным для взрослого, еще не осознано ребенком. Это понимание появляется в подростковом возрасте: часто в драматической и даже трагедийной форме – в пограничной ситуации выбора между жизнью и смертью. До этого выбора ребенок живет в другой системе отсчета – экзистенциальной, или со-бытийной. Его права осознаются им (или интуитивно «схватываются») как состояние трудного перехода от естественного существования и обыденной жизнедеятельности к осмысленному выбору своего места в сложившейся системе социальных связей и отношений. Кстати, эти две системы координат существования человека в разных формах сохраняются до конца его жизни.

В этом переходе из одной системы координат в другую (и обратно) – все трудности взросления человека и его дальнейшего существования. И беда, если взрослые не видят особенностей этого перехода, если сразу навязывают социально запрограммированную систему координат, ломая экзистенциальный вектор его развития.

Эта двуединая особенность бытия каждого человека (особенно остро воспринимаемая ребенком) определяет и систему прав. Многие конфликты дошкольного и школьного периода – драмы постижения переходов от неизбежности социализации (внешних условий жизни) к желанию самосохранения, самоутверждения и самореализации (внутренних условий жизни).

Понимание этих особенностей исключительно важно для педагога и всех взрослых, постоянно общающихся с детьми и подростками.

Один из первых педагогов, глубоко осознавший и реально боровшийся за права ребенка, впервые поставивший вопрос о его правах, – Януш Корчак.

Помню, я удивилась названию изданной в конце 60-х годов в сокращенном варианте (брошюркой) книги Корчака «Как любить ребенка» – на обложке стояло: «Как любить детей». Конечно, в массовой, традиционной школе не получается (не рекомендуется) любить конкретного ребенка – надо любить детей вообще, всех более-менее ровно, равно. Это соответствует коллективистским идеалам воспитания, когда важен не единичный человек, а сплоченность и монолитность разных.

Основой отношения Корчака к ребенку и его правам было глубокое ощущение равенства в разных формах – «равновесности» личностей, беседы на равных, равноценности каждой минуты общения («Играю ли я или говорю с ребенком, – писал он, – переплелись две одинаково зрелые минуты моей и его жизни»).

Корчак формулирует один из важнейших законов свободного воспитания, который помогает педагогу сотрудничать с ребенком или подростком, – закон антитезы: «В законе антитезы выступает сила противопоставления себя внушению, исходящему из разных источников и осуществляемому разными способами. Это защитный механизм сопротивления и самообороны, в некотором роде инстинкт самосохранения духовного склада, чуткий, действующий автоматически».

В текстах Корчака часто используется оппозиция свободы и не-свободы, но доминирует идея свободы:

• дети имеют в мою комнату свободный доступ;

• ребенку требуется движение, свет, пространство, чувство свободы;

• откуда неприязнь к ребенку: живые, шумные дети нас утомляют – надо усилить надзор и преодолеть сопротивление; воспитатель ухватится за любое средство, чтобы подавить. Ребенок хочет высвободиться, а мы стараемся уловить его в сети;

• пассивный удобнее; все современное воспитание направлено на то, чтобы ребенок был удобен, последовательно, шаг за шагом стремится усыпить, подавить, истребить все, что является волей и свободой ребенка;

• школа выработала у ребенка страх выдать, что он чего-то не знает;

• мы не в силах подчинить детей нашим педагогическим влияниям и дидактическим покушениям;

• есть два слова: свобода и воля. Свобода – это право владеть собой, располагать собой… наша детская комната не является ни местом для проявления личной свободы ребенка, ни той мастерской, где найдет для себя инструменты его деятельная воля;

• мы не даем ему жить…; …вся эта чудовищная машина работает долгие годы, круша волю, подавляя энергию, пуская силы ребенка на ветер;

• стало быть, все позволять? Ни за что: из скучающего раба мы сделаем изнывающего со скуки тирана. Запрещая, мы закаляем как-никак волю, хотя бы лишь в направлении обуздания, ограничения себя, развиваем изобретательность, умение ускользать из-под надзора, будим критицизм.

Свободное воспитание признает за ребенком право на противоречие, несогласие, отторжение взрослого, непринятие его указания или установки, вплоть до права на негативную оценку его действий или слов, но при этом педагог как специалист обязан принимать ребенка таким, какой он есть, и уважать его права.

Отсюда следует один из важных законов воспитания – закон утверждения свободы ребенка. Смысл его в том, что педагог/учитель допускает столько свободы, сколько готов принять и обеспечить для каждого конкретного ребенка на условиях договора между ним и детско-взрослым сообществом. Чем меньше такой свободы обеспечивается и чем меньше ребенок принимается как суверенная личность и субъект собственной деятельности (а в основном как объект воздействия) – тем более авторитарно воспитание.

И наоборот, чем больше обеспечивается свобода (отсутствие принуждения и наличие выбора действия, по Канту) и чем больше ребенок принимается как личность и субъект собственной деятельности и интересов, тем более свободно воспитание. Это касается и так называемых «трудных», «проблемных» детей, которые оказываются на самом деле просто нелюбимыми и инстинктивно протестующими против ситуации нелюбви, принуждения взрослых и несогласия с их действиями.

Среди великих педагогов – звезд первой величины, блиставших в истории образования, Януш Корчак занимает исключительное место. Он известен как один из основателей социальной медицины, журналист, эссеист, писатель, организатор детских летних лагерей и директор детского приюта.

«Старый доктор», как его с любовью называли, был всем, кроме… «работника образования», он считал эту специальность увязшей в догмах педагогической идеологии. Корчака характеризует не просто уважение и преданность детям, ради которых он пожертвовал жизнью. Он как истинный педагог постоянно видел эту линию перехода от внутренней свободы к социальной детерминанте, постоянно пребывая в пространстве существования конкретного ребенка.

В 1940 году Корчак и его детский дом стали частью варшавского гетто, и здесь еще два года он продолжал заботиться о сотнях больных и голодных детей. Когда шла жесткая эвакуация гетто в концлагерь, для него не было выбора: спастись или вместе с детьми пойти на смерть. Он отказался от возможности личного спасения. Двести детей вместе с Корчаком осознанно выбрали право на достойное, но «пограничное» действие: под знаменем своего детского дома идти к поезду, уходившему в Треблинку.

Основание взросления

Идея, лежавшая в основе концепции деятельности Корчака, – уважение и принятие ребенка. Он понимал, что нельзя требовать любви к ребенку, как бы она ни была важна, от каждого педагога. Но уважение, необходимое для становления идентичности ребенка, можно распознать, ему можно научить педагога на стадии овладения им основами профессии. Это была не просто теоретическая концепция, а бесценный и универсальный инструмент обеспечения прав ребенка и контроля обязанностей педагога.

Однако сделать его характеристикой педагогической позиции трудно, потому что взрослые привыкли смотреть на ребенка «сверху»: в итоге сколько фактов неуважения мы до сих пор видим в школе… Любой ребенок приведет вам примеры такого неуважения и непринятия его как личности.

Корчак призывал родителей и педагогов признавать ребенка всецело личностью и человеком, а не будущим взрослым: дети – уже сейчас люди, такие же, как взрослые. Их чувства, настойчивость, внутренняя жизнь, мечты, секреты, собственные ценности, право на серьезное к себе отношение, их успехи и ошибки, радости и печали – все необходимо уважать. Иерархия отношений (социальный аспект жизни) никогда не может быть основана на возрасте (ее естественном пространстве).

Корчак был вдохновителем Конвенции по правам ребенка. В 1919 году в своем главном педагогическом кредо «Как любить ребенка» он требовал создания Великой Хартии Вольностей, или Конституции прав ребенка. Среди них – право ребенка быть самим собой и жить в настоящем, а не ради будущего. В своей деятельности первейшее значение он придавал правам ребенка: на уважение, на ошибки, на собственность, на образование, на сопротивление педагогическому влиянию, противоречащему интересам ребенка, на протест против несправедливости – и даже на право солгать в некоторых ситуациях. Так Корчак создал педагогические практики, которые до сих пор остаются актуальными.

Три пространства жизненно важны: жить полной жизнью, быть любимым и любить и – умереть, если два первых права не реализованы. В 1919 году в работе «Ребенок в семье» Корчак отстаивает идею Конституции ребенка: он требовал, чтобы Великая Хартия Свободы воспринималась как Конституция ребенка. Были сформулированы разные права, но указаны три основных: право ребенка на сегодняшний день; право быть тем, кто он есть; право ребенка на смерть.

Сам Корчак нигде не дает обоснования этого «пограничного» права. Но в реальности оно вырастает из права ребенка жить и утверждать себя всеми способами, вплоть до крайних, если нет других возможностей утвердить себя в жизни. Здесь – пространство вовсе не его ответственности, а профессиональной и нравственной ответственности педагога, который не смог помочь ребенку обрести нужный социальный опыт самоутверждения. Сколько же педагогов осознали свою ответственность в условиях роста подросткового суицида?..

Корчак беззаветного любил детей, особенно «трудных». Они – по большей части обездоленные сироты разных национальностей – стали его призванием. Но как трудно любить ребенка – когда он грубит, оскорбляет, когда он готов броситься на взрослого с кулаками, когда отказывается идти в школу, запирается в комнате и кричит: «Я ненавижу вас всех…»!

Как-то на семинаре меня спросили, что делать, если подросток (6-й класс) ругается последними словами, увидев классного руководителя…

Конечно, можно рекомендовать сменить педагога или школу… Но сменить систему трудно: систему, в которой взрослые ушли от демократических отношений равенства, уважения и безусловного принятия детей, надеясь на ужесточение требований как условие выхода из положения.

Вместо ужесточения требований школа должна стать более открытой и всецело обеспечить право ребенка на социально значимую самореализацию на основе обязательного соблюдения его интересов. И признать его право на протест, если он остается нелюбимым, униженным, неудовлетворенным.

Протестные и нелюбимые дети уходят от нас: кто – в асоциальное поведение, а кто – в добровольное отречение от права на жизнь как крайнюю форму доказательства своего достоинства от противного.

Корчак хорошо понимал, какие причины питают ситуацию конфликта. Он понимал, какие социальные и экзистенциальные процессы в ней протекают. Вот пример: мальчик двенадцати лет отрицательно влиял на группу. Вместо наставлений Корчак поговорил с ним об условиях, на которых тот может остаться в лагере. Из-за того, что мальчик уже совершал асоциальные поступки, не было причины быть с ним «мягким». Оба пришли к соглашению и в конце пожали друг другу руки. Тот же подход проявлялся и в отношении Корчака к дракам. Он не запрещал детям драться (запрет был бы нереален), но учитывал количество драк. Сделал таблицу и показал ее детям: «Пятого июля: тридцать детей, двенадцать драк; собрание, посвященное прекращению драк; на следующий день только три драки; снова восемь и десять; затем шесть драк…Через две недели только одна драка».

Корчак принципиально стремился выстраивать партнерские, а не авторитарные отношения. Он понял: чтобы стать настоящим педагогом, необходимо опираться на уважение к ребенку и диалог. Уважение стало стержнем его философии: принимать детей такими, какие они есть и какими хотят стать. Поэтому рефлексия, обсуждение проблемы, диалог стали для Корчака основными средствами взаимодействия: разговаривать с детьми, а не выговаривать им; при этом пределы прав педагога и ребенка должны быть зафиксированы.

Ребенок, – говорил он, обращаясь к воспитателю, – как пергамент, сплошь покрытый иероглифами, лишь часть которых ты сможешь прочесть. Корчак подчеркивал, что, несмотря на многовековое изучение и все наши знания и умения, мы стоим перед великой тайной: ребенком. Ребенок бросает нам вызов: освободитесь от своих предубеждений, отойдите от тех практик, которые не основаны на достоверном наблюдении и обобщении, поставьте нормы уважения, диалога и соучастия в центр нашей работы. Решайте все вместе, при активном участии детей.

В конечном итоге, педагогическая деятельность начинается с экзистенциального выбора ответа на вопрос: прав ли я как взрослый, как человек. Не случайно Корчак предупреждал: «Будь верен себе, ищи собственный путь. Прежде чем намечать круг их прав и обязанностей, отдай себе отчет в том, на что способен сам. Ты сам тот ребенок, которого должен, раньше, чем других, узнать, воспитать, научить».

Система прав ребенка

В системе прав ребенка исследователи выделяют три подсистемы: социальную, личностную и естественно-физиологическую. Личностная подсистема прав – наиболее широкая и проблемная. Она едва ли ни самая труднореализуемая, отчасти потому, что осуществляется в содержании и формах повседневного общения и взаимодействия детей и взрослых. Ее трудно «пощупать», она рождается как результат профессионализма педагога и искренности ребенка, а также открытости того и другого. Вот некоторые из личностных прав ребенка: на уважение собственного труда вхождения в мир взрослых; право быть тем, кто он есть; на использование своих достоинств и сокрытие своих недостатков; на ошибку; на тайну; на игру; на свободу самовыражения; на самостоятельное приобретение опыта; на поступки в соответствии со своими желаниями и интересами; на ответственность за себя и свои действия (на риск); на собственную жизнь и смерть.

Система в целом строится на трех основных: праве на жизнь, праве на любовь и праве на смерть. Это не формальные социально-функциональные, а фундаментальные экзистенциальные права, определяющие содержание его бытия.

Право на жизнь. В своей главной педагогической работе «Как любить ребенка» Корчак защищал право ребенка жить собственной жизнью здесь и сейчас: «Из страха, как бы смерть не отняла у нас ребенка, мы отнимаем ребенка у жизни; не желая, чтобы он умер, не даем ему жить. Сами воспитанные в деморализующем пассивном ожидании того, что будет, мы беспрерывно спешим в волшебное будущее. Ленивые, не хотим искать красу в сегодняшнем дне …» И добавляет: «Ради завтра пренебрегают тем, что радует, печалит, удивляет, сердит, занимает ребенка сегодня. Ради завтра, которое ребенок не понимает и не испытывает потребности понять, расхищаются годы и годы жизни».

Обеспечение прав ребенка должно защищать его от вмешательства взрослых во внутренний мир, от манипулирования, от лжелюбви, от претензий и требований беспрекословного подчинения.

Здесь мы можем говорить о видимости и подлинности обеспечения прав ребенка. Часто взрослые лукавят и создают видимость доверия, принятия и любви – и фактически толкают ребенка или подростка на асоциальный путь протеста. Если между взрослым и ребенком возникает неподдельное чувство близости, то ребенок состоится и в нравственном, и в гражданском смысле. В реальной жизненной практике, к сожалению, происходит противопоставление жизни взрослых и детей, причем взрослая жизнь представляется как более значимая и достойная внимания и уважения. Чтобы почувствовать разницу, вспомните ваш тон разговора с ребенком и сравните стиль вашего общения с коллегами. С коллегами, возможно, вы никогда не станете говорить так же, как говорите с ребенком, – вот критерий вашего принятия ребенка как суверенной личности… Проверьте себя.

Результат проверки – непростое для некоторых взрослых признание самоценности и самобытности детской жизни. Об этом говорил Корчак на детской конференции в Доме сирот: «Возможность взаимопонимания с детьми нужно еще заработать, она не придет сама. Ребенок должен знать, что он может свободно выражать свои мысли, что это не порицается и будет понято».

Но как обеспечить взаимопонимание, когда ребенку чаще всего советуют помалкивать, не лезть со своим мнением…

Проблема признания достоинства ребенка не решена в массовой системе образования. Во многих школах она и не ставится. Всегда найдется педагог, который скажет: «Вот и уважайте своего Иванова (Петрова, Сидорова), а он вам еще не такое натворит!».

Жизнь ребенка в этом смысле более трагическая, чем у взрослого, не только потому, что у ребенка все – происходит впервые, поэтому он так остро воспринимает ее мелочи и пустяки (по мнению взрослого). Первое насилие, первое свидетельство смерти, вплоть до первого пожелания смерти нежеланному взрослому, и первое преодоление желания собственной смерти как отмщения за обиды… Не случайно многим в детстве мысли о смерти приходят в ситуациях конфликта, противопоставления себя взрослому.

Ребенку на собственном опыте надо понять, что преодоление дефицита любви и уважения постепенно делает его взрослым и самодостаточным.

Время перехода в юность – это время узнавания и познания себя как нелюбимого (недостаточно любимого). Тезис изначальной ценности взрослой жизни приводит к тому, что мир подростка полностью сводится к адаптации к миру взрослых, а адаптация часто основана на полном повиновении, ведущем к отрицанию личности подростка. Более справедливый и милосердный подход к нему вырастает из уважения мира детства, который должен сохраниться в экзистенциальной сущности взрослого человека.

Корчак был убежден, что идея абсолютной ценности детства должна лежать в основе гуманной системы воспитания. Ребенок как автор и субъект своей жизни – это центр взаимоотношений с воспитателем. «Я могу пробудить то, что дремлет в душе ребенка, – пишет Корчак, – но я не могу ничего создавать заново. Я буду смешон, если стану сердиться из-за этого на себя или на него».

Если ребенок в детстве и юности не встретит понимания и уважения его чувств и интересов, то и сам в будущем вместо душевного тепла будет возвращать людям только холод и равнодушие. Если в нем доминирует обида и горечь оттого, что невозможно реализовать право на признание и любовь, если унижение стало частью его существования, то он вернет вам озлобленность.

Вот почему проблемы детства не являются в основном социальными. Опыт социального действия мы приобретаем с опытом взросления, для детей же вплоть до подросткового и юношеского кризиса идентичности они являются в основном именно экзистенциальными. Они по сути своей – не классовые, не расовые, не национальные, а общечеловеческие: основным становится желание (потребность) каждого ощутить себя значимым, любимым, уважаемым, успешным, признанным. В этом он видит свое неотъемлемое достояние и право на это будет отстаивать всеми средствами.

Только в атмосфере любви и доверия, обеспечив его право на любовь, можно воспитать свободного человека. Несомненно, у вас есть любимые ученики. Но есть ли у вас нелюбимые? Почему? Полюбите их!