На задней парте

Лично я побывала в этой жизни и отличницей, и двоечницей.
В школе училась через пень-колоду и прогуливала. В МГУ, на филфаке, расправила крылья (почувствовала: мое), и пятерки посыпались. Но это все наносное. Я убеждена, что отличник и двоечник – не формальные показатели, а состояние души. И даже, может быть, образ жизни.
Так что никакие внешние достижения (подтвержденные дипломами и прочими справками) не отменяют того простого факта, что в душе я – закоренелая и неисправимая двоечница.
Именно поэтому мне так понятны маета и неуют подростка, спрятавшегося на задней парте. Даже если этот подросток обитает в теле человека, убеленного сединами. И поэтому мне так тяжело всегда было общаться с отличниками. Особенно с женщинами, потому что они похожи на суровых учительниц и директрис (чем бы они при этом ни занимались).
И каждая моя знакомая «по-жизни-отличница» заставляла внутренне сжиматься и уползать в свою скорлупу. Я, правда, много лет и сама маскировалась под отличницу. Но себя не переделаешь. И когда-то правда должна была выбраться наружу.
Один уважаемый мной товарищ сказал, что не любит «по-жизни-троечников». Типа не уважает… Но троечник – это действительно странная категория. Троечник презирает двоечника (от которого недалеко ушел), но не тянет на отличника. Может только к нему подлизываться и использовать его слабости в своих интересах.
У отличника всю его жизнь определяют два ключевых слова – надо и могу.
А зато у двоечника сразу встает вопрос: «Кому надо? Мне? Мне не надо…»
Весь конфликт и антагонизм между ними закручен вокруг слова «могу».
Отличник горит этим знанием – тем, что лично он может. А двоечник насчет себя сомневается. То есть почти уверен в обратном. И прячет свое «не могу» за фасадом «не хочу».
Если бы в этом месте моей тирады на сцену ворвался бы отличник, он тут же перешел бы в наступление: «Вот в том-то и дело, что ты не хочешь! А ты давай-ка захоти! А ну-ка, ну-ка… Не слишком ли ты мало от себя требуешь?»
Тогда я оказалась бы в странной позиции: с умным видом защищала бы абстрактного двоечника и право человека ничего не хотеть (или как минимум хотеть не по указке). А на деле – защищала бы самое себя, свою съежившуюся фигурку на задней парте.
Чувствую, что главная моя ценность, которую я в глубине души сейчас отстаиваю, – это ценность роста. Право человека именно расти, а не летать, не прыгать выше своей головы и не карабкаться в гору.
Рост – он тих и неприметен. У опущенного в сырую землю зерна всегда есть момент сомнения – расти ему или не стоит. Как у саженца есть право решить – пускать ли корни, а у ветки – прививаться или нет.
В моих глазах двоечник – это как раз тот, кто сомневается, расти или нет (и дает себе право на это). Ему особенно важен хороший учитель. Но настоящие учителя – я уверена – и вырастают только из двоечников. Лишь они знают все тонкости и парадоксы роста. Знают тяжесть сомнения и слоя земли наверху. Знают, что прежде, чем что-то проклюнется снаружи, оно должно пустить росток внутри.
Только в момент сомнения человек полностью облачен свободой. И не одна собака не может сказать ему: «Захоти, потому что так правильно, нужно, полезно, хорошо, ты должен…»
«Сделай так» – да. «Не делай так» – да, может сказать. «Не сиди за партой криво, не шепчи на ухо соседу… ты что, забыл, как перо в руках держать?» Но выбор «хотеть или не хотеть» нам оставлен, чтобы клетка свободы продолжала дышать в организме.
Во фразе «ты должен» всегда есть опущенное «мне». То есть «должен мне» (или обществу, если человек себя с ним отождествляет).
В общем, светлый образ двоечника для меня – залог того, что всегда есть куда расти. И только там есть свобода – на той стадии, где решаешь для себя: идти в рост или нет? пускать корни или нет?
Там, где ты имеешь право отказаться. Сказать «нет».
Потом уже – одна сплошная ответственность. За оба варианта решения.