Идейность литературы: вопросы и многоточия

* реабилитация здравого смысла

Записала Мария ГАНЬКИНА

За чашечкой чая из морошки, привезенной из вологодской деревни Тотьма, встретились две учительницы – и ну друг другу голову морочить…

---

Какой учитель не мечтает о диалоге с учениками? А сами-то мы умеем разговаривать друг с другом? Готовы ли принять, что диалог – это не только мирный обмен мнениями, но и яростный спор? Ведь разговор с коллегами, особенно по делу, и уж тем более когда он касается идеологии – это почти всегда проверка на прочность своего мировоззрения, своих убеждений и представлений. И тут любая реплика может выглядеть как некое посягательство на них, тотчас вызывая непроизвольную оборонительную реакцию. И это вполне естественно.
Хотя за ширмой обороны может скрываться искреннее желание во всем «дойти до самой сути». А для этого нужно время. Вот мы и прикрываемся то категоричным неприятием, то страстным опровержением, то железной логикой, то риторической виньеткой. А проходит время – и выясняется, что спорящие-то находятся по одну сторону баррикад!

Апокалипсис наших дней?

М.В. Мне тут на глаза попалась книжка двух психологов Медведевой и Шишовой «Дети в современном мире», я на бегу заглянула – и не в силах была оторваться. Так до конца и дочитала.
Это настоящая страшилка. Жуткая картина сегодняшнего мира, Апокалипсис наших дней. И чуть ли не первая глава – об учителях литературы. Авторы как бы к совести их взывают. И мне действительно стыдно стало, хоть я и не учитель литературы.
Они говорят, что сейчас на уроках модно литературоведением заниматься, а такие слова, как идейность, вроде как уже и неприличные. Сейчас, мол, в классах много вполне богатых детей. Капитализм крепчает, и становится дурным тоном говорить обо всех этих униженных и оскорбленных. Но ведь вся русская литература именно о «маленьком человеке» и кричит. Между тем, говорят они, в нынешних учебниках Радищева, например, дают так: светской биографии – аж шесть страниц, а из «Путешествия…» – лишь парочка цитат, да и то с какими-то вполне лояльными словами по отношению к помещикам-изуверам. А ведь Радищев действительно зверства описывает! И болью страшной пронизана вся эта его книжка.
А теперь, мол, как? От учителей требуется «не травмировать» обеспеченных детей: у нас, нормальных людей, такая жизнь, а у них, у бедных, – другая; они сами виноваты – работать не хотят, пьянствуют; но вам ничего про это знать не нужно. Есть, конечно, продвинутые учителя, которые говорят так: да, там нищета, боль, горе и так далее; но это необходимый этап перехода к капитализму; что поделаешь, лес рубят – щепки летят. Но чем, мол, тогда они отличаются от большевиков?
И авторы книжки доказывают на пальцах: то, что сейчас происходит, – это революция со всеми вытекающими отсюда реформами на костях. Да, может быть, они и здравые, вроде весь мир к этому идет, к прогрессивному капитализму-то, но все это на костях – загубленные жизни, опустившиеся без работы отцы, нищие семьи, психованные матери, израненные всем этим детские души, молодежь, которую целенаправленно растлевают… А мы, учителя, вроде бы знаем про весь этот ужас и молчим. Занимаемся в свое удовольствие всякими эпитетами, метафорами...
И вот женщины-психологи пишут: как вам не стыдно, какой эпитет, какая метафора, когда вы должны именно идею русской литературы проповедовать – жалость к «маленькому человеку», милосердие и т.д. Вы, учителя литературы (а учителя гимназий, лицеев и частных школ, где учатся дети богатых, — в особенности), должны прививать ученикам чувство справедливости, вернее – не дать о нем забыть. Ибо такова ментальность русского человека – чувство справедливости в нем гипертрофированно. И детей богатых родителей надо приучать к тому, что впоследствии они должны будут своим богатством делиться. Потому что ведь русский народ терпит, терпит, а потом – хрясь! – и все сметает на своем пути. Вся русская литература об этом кричит – о милосердии-то.
Мне стало как-то совестно, потому что я – тоже. Мое маленькое преподавание литературы пришлось на перестроечные времена, и я тоже ратовала за литературоведение. Какая там идейность! Такая отрыжка от нее была, так мне это все было противно...

Структурализм
и милосердие?

И.Ф. Кстати, о влиянии русской литературы на богатых. У нас в городе довольно уже давно появилась сеть магазинов, «СОС» называется – «Союз общего спасения», что ли. Вход по карточкам, а карточка выдается всем, кто получает пособия на детей и пенсии. Вот я получаю пособие на детей. Я могу зайти в эти магазины и отовариться. Там цены ниже. Предприниматели, владеющие продуктовыми фирмами, объединились и без всякой наценки реализуют свою продукцию в этих магазинах.
Так вот, от имени этих предпринимателей договор подписал мой сокурсник по литфаку пединститута. Он прошел искушение русской литературой и, как только стал известным бизнесменом, организовал пельменную для малоимущих.
Он прошел курс литературы в то время, когда наш факультет каждый год ездил в Тарту на Лотмановские чтения. Это поколение, которое прошло через структурализм. Поколение, для которого слова «народность», «идейность» были дурным тоном. Так не этот ли структурализм в результате привел человека к милосердию?
Я сейчас работаю с девятым классом. Это дети богатых родителей. У них у всех компьютеры, загранпоездки на каникулах. Но это дети, которые ни в какую не хотят работать. Они очень милые, очень доброжелательные, они слезы проливают над несправедливостью, с ними только заговори об этом – они все видят, чувствуют. Очень душевные. Но при этом ничего не делают. Зато канючат: «Как же это – тройка? Мне надо четверку!» Так ведь ты целую четверть ничего не делал, милый!..
Так что у меня с ними другие проблемы. А той, которую эти авторы ставят, я не вижу. Это, может быть, у них обида за тот пласт культуры, который оказался утраченным. Как многие ищут что-то хорошее в той жизни, так они нашли хорошее в том преподавании литературы. Но ведь в той советской школе как раз и учились те, кто сейчас столь цинично несправедлив…

Кто, если не вы?

М.В. Женщины-психологи возмущаются каким-то конкретным учебником литературы, где тексты произведений цензурируются и ученикам для чтения предлагается тенденциозная выборка: например, слова о том, какие помещики хорошие (как в случае с Радищевым), а революционеры гады. И получается, что всех этих революционеров и все, что с ними связано, надо взять и вычеркнуть из жизни.
Есть дети, которые стесняются своих отцов и дедов. А так нельзя, говорят они. Нельзя взять эти семьдесят с лишним лет – и вырезать, как при монтаже фильма, а концы склеить. Чтобы быть нормальным человеком, нужно уважать своих отцов и дедов, как-то их понимать, а не говорить, что они уроды, вертухаи, доносчики и маргиналы. Это дети становятся маргиналами, если не уважают своих отцов.
Неправда, пишут они, что революцию сделала кучка большевиков и толпа люмпенов, а народ тут ни при чем. Это вульгарно. Перечитайте «Путешествие из Петербурга в Москву». Ведь это все было на самом деле: людей продавали, насиловали, морили голодом. Довели до крайности. И вот, дескать, теперь «новых русских» надо как-то литературой воспитывать. Ведь нельзя еще раз довести народ до такой крайности, когда все будет сметено могучим ураганом. И кто, мол, кроме вас, учителей литературы? Где «новые русские» еще книги читают, как не в школе? Это вообще ваше дело – воспитывать нравственность. А вы ищете удобной жизни, боитесь, что вас выгонят из частной школы за неугодные начальству речи...

Художественно,
а потому нравственно?

И.Ф. Я думаю, что это личные наблюдения этих психологов за какими-то отдельными учителями. В частных школах, я знаю, дети могут ничего не читать, а отметочки им подмахивают. Хотя это вообще другой разговор. Это про добросовестность разговор и про честь. Я, например, не могу на уроках себе позволить пресмыкаться перед новой зарождающейся идеологией. Мы это уже проходили. Хватит.
В общем-то я согласна с идеей Достоевского: действительно, если что-то художественно, то это и нравственно. Просто само по себе. Если смешон Манилов, если жалко Коробочку или Плюшкина, если идешь вслед за Гоголем, за его словами, то это художественно, а потому – нравственно. Но, с другой стороны, много написано талантливых и очень даже художественных произведений, которые все-таки безнравственны. Лимонова достаточно.
Мне кажется, что какая-то мудрость приходит в наши головы. Я помню, что смаковала у Набокова в «Даре» эпизод про то, как Чернышевский нитки красил. И как ребята мои радостно хохотали над всем этим. Со временем до меня дошло, что вообще-то не Набоков это написал, а его герой, у которого есть определенное чувство к России, к окружающим людям. То есть я, оказывается, раньше неправильно читала…

И все-таки...

М.В. Конечно, я согласна с Медведевой и Шишовой, когда они говорят: мы же, мол, не против реформ и не против демократии. Цель-то замечательная. Но давайте смотреть: какими средствами? Сейчас происходит та же самая революция, только в обратную сторону. И аргумент у новых революционеров тот же: что ж поделаешь, лес рубят – щепки летят. Старики мрут; дети – один из троих в школу ходит, потому что зимних сапог нет; подростки спиваются. Но детям про это говорить – вроде бы дурной тон.
Они пишут так мощно, так хлестко. Я по мере чтения дошла до того, что мне стало стыдно, что я в Москве живу, что йогурты ем и что уже не работаю в школе. И вообще, чем я занимаюсь, кому это все надо?..
Чтобы как-то идейно преподавать литературу, нужно сильно за Отечество переживать, нужны заряженность, благородные устремления и прочее. Я сидела и думала: какая же я незаряженная и неустремленная...
И все-таки. Может, честнее заниматься анализом текста? А там, глядишь, какая-то авторская мысль невзначай и пронзит чью-то душу. Если же ты станешь из урока в урок долбить о «маленьком человеке» и все учителя, так сказать, в едином порыве… Что из этого получится – мы знаем. Проходили.

Реплика от редакции
Речь хоть и идет о преподавании литературы, а ведь вопросы-то здесь обсуждаются самые жизненные – те, что касаются нас всех. Ни классного часа, ни внеклассного мероприятия (особенно на тему нравственности и исторической памяти) сейчас толком не проведешь, не решив для себя: на какие ценности ориентировать учеников? К чему взывать? К авторитету партии и правительства уже не получится. Может, к ответственности перед своей страной, перед народом? Но современные дети не рассуждают в таких масштабных категориях. А что если напирать на чувство ответственности перед родителями, перед самими собой? А если попробуем к совести взывать – поможет?
Что думаете, дорогие учителя? Поделитесь, пожалуйста, своими идеями и опытом. Очень ждем!