Архив
Случай с Задоровым
* крепкий орешек
Вячеслав БУКАТОВ, доктор педагогических наук
«Педагогическая поэма» с точки зрения режиссера
После принятия полуразрушенной колонии А. С. Макаренко с небольшим педагогическим коллективом встречает первых колонистов.
Поначалу отношения складывались тяжело. Меры, которые принимал А. С. Макаренко, не приносили результата. Как выйти из создавшегося положения, Макаренко не знал.
«В одно зимнее утро я предложил Задорову пойти нарубить дров для кухни. Услышал обычный задорно-веселый ответ:
– Иди сам наруби, много вас тут!
Это впервые ко мне обратились на «ты».
В состоянии гнева и обиды, доведенный до отчаяния и остервенения всеми предшествующими месяцами, я размахнулся и ударил Задорова по щеке. Ударил сильно, он не удержался на ногах и повалился на печку. Я ударил второй раз, схватил его за шиворот, приподнял и ударил в третий раз.
Я вдруг увидел, что он страшно испугался. Бледный, с трясущимися руками, поспешил надеть фуражку, потом снял ее и снова надел.
– Простите, Антон Семенович…
Я обернулся к ним и постучал по спинке кровати:
– Или всем немедленно отправляться в лес, на работу, или убираться из колонии к чертовой матери!
И вышел из спальни».
После этого колонисты получали инструменты.
«У меня мелькнула мысль, что лучше в этот день не рубить лес – не давать воспитанникам топоров в руки, но было уже поздно: они получили все, что им полагалось. Все равно. Я был готов на все…
К моему удивлению, все прошло прекрасно. Я проработал с ребятами до обеда. Мы рубили в лесу кривые сосенки. Ребята, в общем, хмурились, но свежий морозный воздух, красивый лес, убранный огромными шапками снега, дружное участие пилы и топора сделали свое дело.
Впервые мы смущенно закурили из моего запаса махорки, и, пуская дым к верхушке сосен, Задоров вдруг разразился смехом:
– А здорово! Ха-ха-ха-ха!..
Приятно было видеть его смеющуюся румяную рожу, и я не мог не ответить ему улыбкой:
– Что здорово? Работа?
– Работа само собой. Нет, а вот как вы меня съездили!
Задоров был большой и сильный юноша, и смеяться ему, конечно, было уместно. Я и то удивляюсь, как я решился тронуть такого богатыря.
Он залился смехом и, продолжая хохотать, взял топор и направился к дереву:
– История, ха-ха-ха!..
Обедали мы вместе, с аппетитом и шутками, но утреннего события не вспоминали. Я себя чувствовал все же неловко, но уже решил не сдавать тона и уверенно распорядился после обеда. Волохов ухмыльнулся, но Задоров подошел ко мне с самой серьезной рожей:
– Мы не такие плохие, Антон Семенович! Будет все хорошо. Мы понимаем».
Что же произошло в приведенном примере? Какой вывод можно сделать сегодняшнему педагогу? Попытаемся ответить, используя режиссерские параметры поведения.
Наглость и хамство в поведении колонистов, отсутствие представления об элементарных обязанностях по отношению к педагогам вытекали из ощущения воспитанниками своего превосходства, своей силы в сравнении с воспитателями. Пребывание в следственной комиссии, а затем в нищенской, полуразрушенной колонии для самих колонистов мало чем отличалось от беспризорного существования на улице. Они не признавали за наказание ни возврат в комиссию, ни перевод в другую колонию, ни тем более исключение из колонии. Поэтому, хамя воспитателям, открыто нарушая дисциплину и внутренний распорядок, колонисты почти ничем не жертвовали, не рисковали, что порождало бесстрашие, чувство превосходства, силы.
Макаренко и его соратники были поставлены в тяжелые условия: невозможно воспитывать того, кто не считает своей обязанностью тебя выслушать, понять, выполнить какое бы то ни было поручение. Проповеди, выговоры не помогали. Необходимо было совершить переворот в представлениях о соотношении сил, противопоставить уверенности воспитанников более мощную силу.
Этот переворот произошел в случае с Задоровым. Но что лежало в основе случившегося переворота? Физическая сила? Но она сама по себе не была столь страшной для здоровяков-колонистов: «Задоров сильнее меня, он мог бы меня искалечить одним ударом», – пишет А. С. Макаренко. Можно сказать, что причиной успеха был человеческий гнев, взрыв. Но этими словами мы зафиксируем форму проявления содержания, а не само содержание.
Дело с режиссерской точки зрения в том, что А. С. Макаренко поставил воспитанников в такую ситуацию, где сила измерялась риском, – избиение воспитателя, так же как и избиение воспитанника воспитателем, наказывалось законом (лишение свободы, заключение в дом принудительных работ и так далее). Макаренко, будучи в состоянии «гнева», «отчаяния и остервенения», пошел на большой для себя риск – риск потери свободы, должности, определенного отношения к себе начальства и т. д.
Значимость жертвы (лишение свободы) настолько превосходила незначительность причины (конкретный выход на рубку леса), что колонисты вынуждены были пересмотреть свои взгляды на соотношение сил, вынуждены были признать свое поражение, вынуждены были признать силу А. С. Макаренко в решительности, бесстрашии, принципиальности, бескорыстии – признать и подчиниться ей.