Петербург шестого «Б» — в трех дождливых днях

* арифметика поиска

Мария ГАНЬКИНА

А еще в предвкушениях, приключениях и рассказах об этом двух учительниц – молоденькой и не очень

---

То, что происходит до культпохода, экскурсии или поездки, и то, что после, – это и есть самое главное. Музей должен работать на жизнь, на культуру, на подлинную грамотность. А не только на школьную программу

ПРЕЛЮДИЯ МАРИИ ВЛАДИМИРОВНЫ

Надо брать их тепленькими

Билеты на руках. Собираюсь с мыслями. Что можно сделать, чтобы поездка не была выстрелом по воробьям? Чтобы на самом деле сработала?

Почти год мы кружим вокруг Пушкина на уроках русского и литературы, на факультативах по каллиграфии и риторике. Вот именно кружим, а не проходим темы. То рукописи, то анекдоты, то фильмы по повестям Белкина, то Арбатская квартира, то воспоминания, то портреты. Читали и про Лицей, и про дуэль, и про квартиру на Мойке. И Пушкин уже стал моим шестиклашкам добрым приятелем. Ну не всем, конечно. Но радость узнавания, если где-то что-то о нем или его услышали-увидели, была точно: «Пу-ушкин!» Решено: едем вроде как бы к Пушкину в гости.

Надо было брать их тепленькими. Как бы это умудриться не набить им там оскомину бесконечными экскурсиями. А наоборот. И тут у нас все закрутилось-завертелось...

Сначала вспоминали, что вообще в Петербурге есть. Кто-то же что-то слышал от родителей, друзей, из книжек, кино. Нева, Эрмитаж, шпиль, мосты... Кремль, между прочим!

Нашелся набор открыток (репродукций) с видами Царского Села. Мы их крутили и так и эдак. На русском – сочиняли по ним истории и потом в качестве диктанта диктовали их соседней команде, но не просто, а с тем чтобы она угадала, о какой открытке из семнадцати идет речь. На риторике – с пейзажами работали (кажется, эпитеты искали – такие, чтобы по ним один вид парка от другого отличить можно было)... В конце концов каждому досталась одна открытка, и он про нее должен был нарыть хоть какие-нибудь сведения, потом рассказать соседу и так далее. Короче, для каждого какое-то местечко Царского Села стало как родной дом: вот моя скульптура, вот моя галерея, вот мой мостик, вот моя беседка.

Андрюшка, когда увидел свою колонну посреди пруда, – ка-ак завопит! У Леши была Китайская беседка, и все никак она не попадалась на глаза. И вдруг вдалеке он увидел нечто: то или не то? Сомневался, потому что беседка была не в таком ракурсе, как на открытке, да еще по другую сторону рва... Он аж вспотел.

Что еще? На каллиграфии изучали пушкинский почерк и пытались его воспроизвести, копируя письма Пушкина. На литературе в байках, хохмах, шаржах и эпи­граммах оживали лицеисты. Потом я рассказывала о последнем годе жизни. Всплыл Николай Первый. А кто был до него? Прошлись по русским императорам, благо был соответствующий набор открыток-портретов...

Как-то на факультативе по Священной истории (стараюсь не пропускать – штопаю дыры в образовании) отец Андрей заикнулся про архитектурные стили. Терминами сыплет, а что за ними стоит, вижу, детям непонятно. Так бы и проскочили, а тут – стоп! – мы ж в Питер едем. Я и позвала в класс своего знакомого, преподавателя архитектурного института.

Он пришел с огромной папкой под мышкой. Думаю: как мои будут сейчас институтскую лекцию слушать?

Полтора часа Сергей рассказывал про разные стили в архитектуре и живописи – слушали, я бы даже сказала, придирчиво. Потом он умудрился мелом на доске нарисовать и храмы Святого Петра, и Нотр-Дам, и храм Василия Блаженного. Дети были потрясены.

Потом так же, мелом, набросал... планы нескольких городов. Показал, чем Питер похож на Нью-Йорк. Нью-Йорк разрезан на квадраты кучей авеню. А Питер тоже поделен на как бы расходящиеся от центра квадраты. И что прыгать надо от Невы, от Адмиралтейского шпиля – тут исходная точка, от которой идут радиальные улицы. Дети все это старательно зарисовывали. Да и я, сидя на последней парте, старалась запомнить-записать-зарисовать. Общее представление и мне не помешает, а то как бы не ударить в грязь лицом.

Потом питерцы на улице аж останавливались, застигнутые врасплох, например, таким диалогом:

– Это барокко.

– Нет, это поздний классицизм.

– Посмотри, какие вензеля. Разве это может быть классицизм?..

Заглядываю как-то на географию, а там Вадим Федорович рассказывает, что на Васильевском острове есть самая длинная подворотня в мире и что ребята обязательно, дескать, должны ее найти. И план на доске рисует.

Прелюдия Анны Игоревны

Что, так сразу?

Мария Владимировна – все-таки отчаянная женщина: позвала меня (тогда еще студентку третьего курса и вовсе не языкового вуза) в свой четвертый класс вести английский.

Поработала я года два и в какой-то момент возомнила себя матерой учительницей. И тогда мне захотелось взвалить на себя еще какую-нибудь ответственную роль, еще как-то себя педагогически проявить. Мне было 20 лет, и понятно, что смачные рассказы М.В. о поездке с классом в Крым травили мне душу. И я стала потихоньку, но регулярно ныть: «Дава-айте куда-нибудь поедем, ну дава-айте...». Оказалось, я была не совсем готова к тому, что придет время и М.В. задаст конкретный вопрос:

– Куда ты хочешь?

– Когда я училась в восьмом классе, мы ездили в Ленинград... – робко начала я.

– Ну давай в Питер.

– Что? Так сразу? – опешила я. – А где мы там будем жить?

– Как где? В школе.

Я восхитилась: «До чего у нее все просто!»

На следующий же день М.В. приносит мне номер телефона какой-то питерской школы, в которой уже якобы кто-то останавливался:

– Звони. И вообще возьми организацию на себя. Мне некогда.

В поисках крыши

Звоню я в эту школу. Мне отвечают, что у них нельзя остановиться, что они вообще больше этим не занимаются, потому что гости приезжают, все ломают, а они потом не могут расхлебать... Я вешаю трубку. Облом. Больше у меня ниточки нет.

Думала, думала, звоню опять:

– Дайте мне, пожалуйста, телефон роно.

– А зачем вам?

– Мне нужны телефоны других школ.

Звоню в роно, объясняю ситуацию. Мне дают три телефона. Только в одной из школ мне не отказали сразу: сказали, что директора нет, попросив перезвонить через полчаса.

Без всякой надежды звоню через полчаса – первая фраза директора: «Когда вы приезжаете?» У меня в зобу перехватило.

До сих пор не могу понять: зачем ему все это было нужно?

Боевое крещение

У нас боковые места. На верхних полках пришлось делать валики из свитеров, чтоб никто из детей ночью не свалился.

Нам с М.В. так и не удалось поспать. Купе напротив было занято алкоголиками. Они и не думали ложиться, а всю ночь пили и горланили. Мы обратились к проводнице:

– Выключите, пожалуйста, свет. Может быть, они утихомирятся?

– Раз люди не спят, я не буду выключать свет.

– А у нас дети...

– Ну и что? Ваши дети вырастут и тоже будет алкоголиками. Что алкоголики, не люди?

Собственной персоной

Всех потрясло, что директор встречал нас на крыльце школы. Представляете? Шесть часов утра, мелкий гадкий дождик – а он на крыльце! «Вот, пожалуйста, ваши ключи. Вот здесь телефон. Я живу в этом же здании – вход со двора, если что – звоните. Ваш класс на третьем этаже». И тут наши дети как ломанулись на третий этаж прямо в тяжеленных рюкзаках.

Чистенький класс, цветочки на окнах... На полу – маты! Директор продолжал о нас заботиться: хватает ли на всех спальников, не принести ли одеяла?..

Потом он озадачился: где же мы будем есть? «Нет, надо вам еще кабинет математики открыть». Он что, не понимает?! Грязная посуда, кипятильники – а тут учебные пособия, проектор, тетрадки стопочками...

Как мы все это вылизывали потом, когда уезжали! Отмывали стенки от липучек, а столы от вермишели. Сдували пылинки с цветочков. Коридор мыли чуть ли не до туалета. И потом в носках ходили в класс за рюкзаками, чтобы не наследить заново. Мне показалось, дети вкалывали очень сознательно – понимали, какой неожиданный и щедрый подарок нам всем тут преподнесли.

ДУЭТ В УЧИТЕЛЬСКОЙ ЗА ЧАШКОЙ ЧАЯ

Первый день

Мария Владимировна. Мы купили в киоске карту и отправились болтаться по городу.

Сначала мы направились в Русский музей. Дело в том, что Екатерина Георгиевна (наша учительница по ИЗО, но главное – она пишет иконы) попросила нас сфотографировать там «Крещение Христа» Андрея Рублева. Пока искали икону, натыкались на очень изве­стные картины. Помню, дети каждый раз поражались: оказывается, и эта висит в Русском музее! Обегали весь музей и Рублева все-таки нашли. Радости полные штаны. Фотографировала икону я. Дети обеспечивали конспирацию (снимать запрещено)…

Вот Аничков мост – дождик накрапывает, мы все в капюшонах…

Вот вокруг Исаакия бродим. А вот мы на крыше. Вот рядом знаменитый туалет, про который мы подумали, что это имение какого-нибудь графа…

Вот колоннада Казанского собора, и мы под ней что-то жуем…
А вот по Дворцовой площади скачет Анна Игоревна уже на живом коне (чуть не сказала: и с шашкой наголо)…
Вот мы на Невском, покупаем в Елисеевском что-то вкусненькое...

На сон грядущий

Анна Игоревна. Наш первый обедоужин. Картина: на учительском столе в кабинете математики стоит матерый, прокопченный в кострах кан. Из него торчит огромный кипятильник. Вода в кане не закипает страшно долго. Наконец идет пар. Дети – как в блокадном Ленинграде – выстраиваются в очередь за кипятком. Кипятком заливаются супы (знаете, такие в стаканах?) и пакетики с чаем. Суп в полночь – в этом что-то есть.

Каждый вечер (а их было три) М.В. читала вслух «Пиковую даму». Все укладывались в спальники, и пол становился похож на шевелящееся пестрое одеяло. Кряхтенье, сопенье, нелегальное жужжанье Валеркиного плеера, коммунальные склоки...

М.В. выключала свет, зажигала свечку и начинала читать – а читала она таинственным голосом, временами переходящим в зловещий шепот, – и постепенно все стихало. Да уж, чтеньице – то еще, как раз на сон грядущий. Оля и Леша, наши младшие, правда, быстро отрубались. А остальные слушали до конца – глаза из-под спальников так и сверкали. Я все думала: «Это не снотворное, это настоящая страшилка. А ну как не заснут потом?»

Нет, ничего, мы свечку задули и тихонько вышли за дверь. Постояли, прислушались – кроме по­храпывания, никаких посторонних звуков.

Наши в Царском

Мария Владимировна. Сначала мы попали в Лицей. Наши дети на одном из уроков рассматривали брошюрки, которые привез из Лицея мой старший сын, и поэтому немножко разбирались не только в том, какие предметы были у воспитанников, но и где чья спальня (дортуар) и у кого какой сосед за перегородкой (она не доходила до потолка, и можно было переговариваться, чем и занимались, например, Пушкин с Пущиным). Так вот, когда мы поднялись на второй этаж и дети увидели эти спаленки-пеналы с перегородками, они как понеслись по коридору! «Где? Где? Где комната Пушкина? Где Дельвиг?» и так далее. Такой восторг узнавания был.

…В Екатерининском дворце есть туалет. Ура!

Запомнился ритуал надевания музейных тапочек. Кто-то из служителей сделал мне замечание: «Почему ваши дети так шумно надевают тапочки? Они что, ни разу в музее не были?!»

Да, во дворце здорово. Роскошь какая! Но роскошь, роскошь и опять роскошь. Дети рвались из тапочек на свободу. В парк. Искать «свои открытки».

Медный всадник

Анна Игоревна. Выглянуло солнышко, и стало чуть-чуть теплее. Но все равно холод собачий. Мы сжевали булки на скамеечке. И дети стали бегать по кирпичным аллеям туда-сюда, вокруг Русалки, по лестнице Камероновой галереи вверх-вниз. Согрелись. Порозовели.

Возле пруда нашли пустой постамент и стали делать на нем «медного всадника на бронзовом коне». «Конем» был Валерка с пучком травки в зубах. А «всадником» – Никита с Андреевским флажком в руке.

Потом было взятие высоты. Шкрябались по грязному возвышению, на котором стоял Китайский домик. Полезли все без исключения: во-первых, горный маршрут, а во-вторых, после всяких литературно-исторических мест было приятно поваляться в грязи на окраине парка. Теперь в самый раз было идти на выставку русского костюма, что в Камероновой галерее! А у нас еще театр впереди...

В каком виде мы ввалились в храм Мельпомены! Все были грязные ужасно. Мы с М.В. попытались их в какой-то луже помыть, хотя бы ботинки – бесполезно.

Последняя квартира Пушкина

Мария Владимировна. И вот мы на Мойке. С этим мощеным двориком у меня связаны детские воспоминания. Пока дети перекусывали на здешней лавочке, я рассказала им о том, как когда-то давным-давно меня привезла сюда мама.

Проникнуть внутрь было немыслимо. Но мы, без толку простояв в очереди часов пять, а потом пристроившись к каким-то иностранцам, все-таки попали. И там в это самое время была праправнучка Пушкина. Я помню, как она из дому выходила во дворик – сухенькая, беленькая такая старушка, которая живет конечно же не в России и по-русски говорит с акцентом. Как ее окружил народ, все тянули к ней книжки, бумажки, листочки, чтобы взять автограф. Как было удивительно на нее смотреть...

Я давно заметила, как дети клюют, когда ты начинаешь вспоминать свое детство. И когда ты это делаешь не из корысти, не в рамках педагогического приема, не ради красного словца, а искренне, вза­правду, когда ты действительно чем-то взволнован – они это чув­ствуют. Может, поэтому и помнят потом долго...

Администратор сухо сообщила нам, что сейчас каникулы, и все экскурсии заказаны, и вообще это надо делать заранее, за месяц. «Месяц назад мы еще не знали, что приедем. Мы из Москвы». – «Жаль. Ничем не могу помочь. Все экскурсоводы заняты». Мы скисли. И тут женщина, которая стояла рядом и, видимо, слышала наш диалог, говорит: «Я их поведу. У меня сейчас окошко», – и молниеносно все оформила. Спасибо, добрый человек.

Какая великолепная была наша экскурсоводша! Ни тени заученности, казенности, декламации, скуки. Говорила тихо, просто, тут же реагировала на реплики детей. Как она лихо осадила двух важных немцев с переводчиком, которые беспардонно громко разговаривали: мол, мешаете, господа, я с детьми работаю. Во как! На иностранцев – чтобы расслышать Ксюшин вопрос! Такого уровня профессионал встретился нам (хоть мы и обошли почти что все музеи Москвы) только однажды – в Хамовниках.

Рассказывала она захватывающе, со множеством берущих за душу деталей. Я уже говорила, что мои дети в то время почему-то близко к сердцу воспринимали Пушкина, а когда мы вошли в его кабинет, они даже шмыгать носами перестали. Вон же тот самый диван, на который положили раненого Пушкина!.. Где пятна крови?.. «А теперь гляньте в окно, на ту сторону Мойки. Видите дом, куда побежали за Арендтом, врачом? Рядом с его домом – кондитер­ская Вольфа и Беранже, в которую Наталья Николаевна с детьми хаживали покупать сладости»... Дети слушали, затаив дыхание.

А дальше случилось невероятное. Экскурсоводша наша (до чего умные дети могут довести!), по-шпионски оглядываясь по сторонам, открыла ключом шкафчик с точными копиями пистолетов Пушкина и Дантеса и... предложила детям их потрогать! Может быть, в благодарность за пристальное внимание к подробностям, за хорошие вопросы, за интерес к тому, что она сама любит?..

Мы, взрослые, еще долго потом сидели во дворике и сторожили куртки – ждали детей, которые выстроились в очередь к «Книге отзывов». Их не устроила моя запись от имени всех. Нет, каждый хотел написать пусть одно предложение, но от себя лично.

Петропавловка

Анна Игоревна. С Мойки мы отправились в Петропавловскую крепость. С погодой творилось что-то неладное. И как раз когда мы были посередине Тучкова моста и совершенно беззащитны перед стихией, она на нас и обрушилась. Шквальный ветер с градом. Бьет по лицу – аж больно. Видимость нулевая. Ужас!

Кое-как прошли этот мост проклятый и забежали в ближайшую подворотню. Темно. Дождь. Грязные дома. Какие-то, казалось, зловещие люди... Мы в кучку сбились. Холодно, мокро. Я еще тогда переживала, что все попростужаются (никто, кстати, не заболел!).

У нас с собой было две пачки печенья, оставшиеся от сухого пайка, который брали из Москвы. Вышло по два с половиной печенья на брата. Пока мы ими утешались, дождь кончился. Мы повылезали из подворотни и пошли в крепость. Сумерки. Настроение мрачное. Если б крепость закрылась у нас перед носом, это было бы уже чересчур… Мы попали в последнюю экскурсию.

Тюремный двор. Казематы. Свет тусклый. Один повесился, другой сам себя сжег... Бр-р!.. Выходим на Неву – и тут не веселее. Темно, мрачно, вода так маслянисто блестит. И опять: наводнение такого-то года, сякого-то года, уровень воды такой-то, столько-то человек погибло... У меня было ужасное настроение. Предчувствие, что сейчас должно что-то страшное случиться.

И тут Саша, ма-аленький такой мужичок-с-ноготок, говорит: «А где мой рюкзак? Я забыл в подворотне!» – и начинает очень громко рыдать. М.В., добрая душа, говорит: «Да ладно, никуда не денется твой рюкзак! На обратном пути заберем». Санек продолжает рыдать. В итоге Андрей с Валеркой пошли за рюкзаком. Подходим к метро – а они нас уже ждут. С рюкзаком. Уф!..

Приехали мы в школу, поели, и М.В. сказала:

– Поскольку нам перед дорогой предстоят еще всякие трудовые подвиги, быстренько укладывайтесь отдохнуть, а я дочитываю «Пиковую даму». Потом встаем, собираем рюкзаки, приводим апартаменты в исходное состояние и отчаливаем…