Архив
«То, что случилось в ту среду, потрясло меня неимоверно!»
* лабиринты обольщений
Письмо бывшего директора школы из Бурятии
Уже лет пятнадцать читаю материалы по педагогике сотрудничества. За это время я стала, как мне кажется, другим человеком. Эти идеи перевернули все мои прежние понятия.
Не так давно я была директором школы. Пыталась строить всю работу школы по совести. Материалы по педагогике сотрудничества, газета «Первое сентября» помогали по-новому составлять план школы, по-новому вести педсовет. Подсказывали темы для педучебы, для общения с начинающими и умудренными опытом коллегами...
Все интересные идеи я несла в коллектив. Ввела для учеников «минуты общения», на которых читали и обсуждали «Пушкинские проповеди» С.Соловейчика, – были у нас такие 15 минут каждый понедельник (остались они от прежних обязательных политинформаций, помните?).
Программу развития я назвала «Школа педагогики сотрудничества с ориентацией на общечеловеческие ценности». Ее помогала создавать группа единомышленников, но главные идеи педагогики сотрудничества принадлежали, конечно, Симону Соловейчику и его последователям.
Было много планов и надежд, было необыкновенное желание воплощать программу в жизнь. Но я серьезно заболела, плюс навалился очередной капитальный ремонт школы. Все это привело к тому, что, закончив экзамены и проведя выпускной, сдав огромное количество отчетов и никому не нужных бумаг в РОО, я подала заявление об увольнении. Я была уверена, что новый директор (а рекомендовала ее я) продолжит наше дело. Я же буду по мере сил и знаний помогать ему. Так и будем работать по составленной программе, совершенствуя и корректируя ее со всей творческой группой. Тем более что новый директор сочла возможным дать мне 12 часов нагрузки...
«А где же ружье, которое должно выстрелить?» – спросите вы.
Новый директор сразу ввела другой стиль дежурства по школе, что за два месяца сделало школу казармой. Многие старшеклассники, почувствовав неограниченную власть над малышами, стали устраивать свои разборки по наведению порядка в школе. А за беготню, возню и прочие детские шалости тащат к директору, кричат на неугомонных, затрещины налево-направо раздают... Порядка в школе не прибавилось, а слезы появились.
Я пыталась сказать Н.Д. (то есть Новый Директор — будем называть ее так), что такое дежурство – с повязками, еженедельной сдачей другому классу, записями на листочках фамилий опаздывающих и бегающих – дремучая история педагогики, на что получила корректный ответ: «Я считаю, что вы, Б.Д. (это я — то есть Бывший Директор), своей демократией школу разболтали!» Прикусила я свой язычок, умерила пыл и промолчала.
Скоро дежурство всем надоело, повязки исчезли. На прием дежурства приходили 2–3 девочки-активистки. Бумажки с записанными фамилиями «нарушителей» валяются на столе в учительской. Таких «мелких» повседневных досадностей в школе появилось очень много.
В общем, не по-моему. Понимаю, что по-моему все и не будет, и не должно быть. Все как-нибудь утрясется. Я все равно пытаюсь найти с Н.Д. совместное решение возникших трудностей, говорю об идеях педагогики сотрудничества, напоминаю о том, что и она помогала создавать программу, следовать которой необходимо... Но то, что случилось в ту среду, потрясло меня неимоверно!
Совсем случайно узнаю, что в шесть вечера собирается родительское собрание совместно с учащимися старших классов. Мне без пяти минут шесть позвонил учитель труда (ему нужен был ключ от кабинета истории, чтобы выставить в зал стулья для собрания). Думаю: «Ничего себе! А я о собрании ничего не слышала». Благо живу рядом – прибежала одна из первых...
Оказалось, собрались по поводу конфликта на дискотеке. В поселке три школы, всегда дружили, директора – мои близкие подруги. Проводили много совместных мероприятий, выручали друг друга преподавателями. Наши ребята ходили на их дискотеки, соседи – к нам. Все вроде бы нормально было...
Н.Д. рассказала о случившемся: ребята соседней школы были выпившие, случилась драка с нашими мальчиками. Наши побиты. Стали выяснять: кто конкретно начал, пускать ли на свои дискотеки не наших?! Я была подавлена, испугалась за ребят, было неудобно, неуютно... Было вообще не по-моему...
Родителей пришло немного, в основном мамы; старшеклассники тоже были не все. После сообщения директора некоторое время все молчали. Потом инициативу взяли две родительницы. Вот есть такие «активные» мамы, которые своим звонким и возмущенным голосом всех «заведут»... Они наперегонки кричали, что в той школе сплошь бандиты, ходят вечно пьяные и с цепями, что теперь их хороших, непьющих мальчиков (кстати, мальчики действительно хорошие) нельзя будет на улицу вечером выпустить! Что если директор и инспектор детской комнаты милиции (инспектор была на собрании в качестве приглашенной) не примут мер, то они сами пойдут и разберутся. Собрание стало походить на базар...
А дети? Дети сначала молчали, а потом стали подниматься и... уходить с собрания. Ушли те, кому было стыдно, кто, наверное, не знал, как надо, но точно знал, что так не надо было... Я обернулась к оставшимся старшеклассникам, и один из них, не глядя мне в глаза, сказал: «Мы же просили не проводить такое собрание... Мы же уже сами во всем разобрались...»
Страсти накалялись. Я тоже ушла с собрания, потому что полтора часа перепалки подействовали на меня – нет, не как ушат холодной воды, а как крушение всех моих надежд по воплощению в жизнь идей педагогики сотрудничества. Утром узнала о решении собрания: пойти активистам-родителям в ту школу для «разбирательства» с родителями и детьми...
Как же мне быть?! Если вмешиваться в деятельность нового директора, постоянно направлять, учить, советовать, напоминать – права не имею, да и нельзя этого делать! Если молчать и наблюдать за тем, как одна за другой убегают ступеньки выстроенной лестницы, ведущей к идеалу и добру, как они, эти ступеньки, искривляются и дряхлеют на глазах, не выстраивая отношений, о которых мечталось...
В чем мои ошибки? Кое-какие я вижу сама: те университеты, которые я прохожу эти пятнадцать с лишним лет, не были известны в том же объеме моему коллективу, потому что газету «Первое сентября» и другую периодику выписывала только я. То, что давалось и обсуждалось на педучебе и педсоветах, было все равно эпизодично, в малых дозах.
Газету читали не все. Чтобы номера не исчезали (а я ими так дорожу!), забирала газету домой и больше не показывала. Наверное, «заражение» идеями педагогики сотрудничества не произошло. Коллектив усвоил лишь некоторые понятия. Учителя хорошо знают, что такое их личная свобода и их учительские права, но совершенно не берут во внимание желания детей, не видят в ученике личности. Может быть, мне снова надо говорить о манифесте свободного человека, о правилах и законах, которые придумали вместе с детьми в прошлые годы, об опыте педагогов, которые находят другие пути общения с детьми и родителями, о...
Подскажите, научите, как жить в школе, которую создавала, о которой мечтала? Как теперь в новом качестве найти свою нишу, не давя нового директора, ведь она моя ставленница (не люблю этого слова!), она старается, нащупывает свою дорогу в нелегком административном труде. Может, я сама все усложняю? Может, взвалила ношу не по силам? Когда уходила из директоров, думала: сброшу хозяйственные вопросы, выкрою время для работы с программой школы... А осуществляют ее не такие и не так.
В чем же выход?
P.S. Письмо конечно же сумбурное, во многих местах нечитаемое (понять мои мысли, наверное, нелегко). Ваша рубрика – спасательный круг для меня. Наверное, мою фамилию называть не надо, пусть я останусь «бывшим директором» поселковой школы на просторах нашей России.
Но любых советов очень жду.
С уважением, Б.Д.
От редакции
Спасибо вам, Б.Д., за повод обратиться к другим педагогам с просьбой поразмышлять над вашим письмом и тем самым начать неспешный, может быть, несколько странный и совсем уж не парадный разговор с читателями о том, как же все-таки понимать друг друга, не только терпеть, но и интересоваться друг другом – словом, как налаживать эту самую педагогику сотрудничества вокруг себя.